q0

Левон Айрапетов

…Очень хо­ро­шую ар­хи­тек­ту­ру. Отк­ры­ва­ешь жур­нал – 30% ис­пан­цы. Они лет двад­цать за­ни­ма­лись этой проб­ле­мой и под­го­то­ви­ли очень хо­ро­шую шко­лу. Ник­то сей­час не про­ек­ти­ру­ет, как они. Это очень сол­неч­ная, юж­ная, ис­панс­кая ар­хи­тек­ту­ра. А все осталь­ные стра­ны? У фран­цу­зов и аме­ри­кан­цев есть по три-че­ты­ре звез­ды. Ну, есть, ко­неч­но, Ха­дид, Род­жес, Фо­стер… А во­об­ще сред­ний уро­вень не очень вы­со­кий. Ес­ли го­во­рить про стра­ну со сво­им сов­ре­мен­ным ар­хи­тек­тур­ным ли­цом, то это Япо­ния. Япон­цы очень хо­ро­шо смог­ли сов­ме­стить сов­ре­мен­ную ар­хи­тек­ту­ру со сво­им куль­тур­ным сло­ем, че­го в прин­ци­пе не мо­гут сде­лать фран­цу­зы, по­то­му что фран­цузс­кую сов­ре­мен­ную ар­хи­тек­ту­ру от анг­лийс­кой ник­то ни­ког­да не от­ли­чит. Ев­ро­пейс­кие стра­ны не мо­гут прив­не­сти в ар­хи­тек­ту­ру куль­тур­ную со­став­ля­ю­щую. Они, на­о­бо­рот, объ­е­ди­ня­ют­ся, а на­ци­о­наль­ное ухо­дит на вто­рой план. Япо­нец ни­ког­да ни­че­го не сде­ла­ет по-ев­ро­пейс­ки. Не на­до да­же чи­тать, кто стро­ил зда­ние, сра­зу вид­но – япо­нец. Очень не­по­нят­но – как, но при­е­мы ти­пич­но японс­кие. Их ар­хи­тек­ту­ра сдер­жан­ная, чи­стая, очень мо­ди­фи­ка­ци­он­ная, транс­фор­ми­ру­ю­ща­я­ся, очень ма­лень­кая и очень хит­рая, со мно­жест­вом при­е­мов ти­пич­но­го японс­ко­го жилья. Сей­час идет но­вая вол­на мо­ло­дых ар­хи­тек­то­ров, ко­то­рых во­об­ще ник­то не зна­ет и ко­то­рые из­ме­нят все лет че­рез де­сять.

А сов­ре­мен­ная ар­хи­тек­ту­ра к че­му стре­мит­ся?

Она, по-мо­е­му, уже ни к че­му не стре­мит­ся.

А ка­кая ар­хи­тек­ту­ра мо­жет по­я­вить­ся спу­стя не­ко­то­рое вре­мя?

В прин­ци­пе, об этом очень хо­ро­шо на­пи­са­ли лет шесть ты­сяч то­му на­зад ин­дий­цы, а по­том ки­тай­цы. А сей­час уче­ные до­ка­за­ли, что весь мир свя­зан не ли­ней­ным, а пуч­ко­об­раз­ным об­ра­зом. Так вот Жиль Де­лез (фран­цузс­кий фи­ло­соф-пост­мо­дер­нист – прим. ред.) наз­вал это ри­зо­ма­ти­чес­кой струк­ту­рой, которая и да­ет по­вод для сов­ре­мен­ной ар­хи­тек­ту­ры.

qА уже есть та­кие зда­ния, ко­то­рые слу­жат сиг­на­лом, что бу­дет по­том?

Есть один дат­ча­нин Нокс. Он сде­лал па­виль­он, в ко­то­ром с каж­до­го по­се­ти­те­ля при вхо­де сни­ма­ют­ся точ­ные па­ра­мет­ры, зву­чит спе­ци­аль­но на­пи­сан­ная му­зы­ка, соп­ро­вож­да­ю­щая че­ло­ве­ка в те­че­ние всей про­гул­ки по па­виль­о­ну. Ме­ло­дия ме­ня­ет­ся в за­ви­си­мо­сти от то­го, ка­кие у вас во­ло­сы, раз­рез глаз, ско­рость дви­же­ния, от оста­нов­ки у за­ин­те­ре­со­вав­ших вас пред­ме­тов и т.д. И в кон­це вам да­ют диск с ва­шей му­зы­кой. Это зда­ние, ко­то­рое жи­вет вме­сте с ва­ми. Сей­час соз­да­ны струк­ту­ры, бла­го­да­ря ко­то­рым зда­ние стро­ит ма­ши­на, а не ар­хи­тек­тор. За­рож­да­ет­ся нап­рав­ле­ние, ко­то­рое на­зы­ва­ет­ся па­ра­мет­ризм. Ар­хи­тек­тор ни­че­го не ри­су­ет. Он зак­ла­ды­ва­ет па­ра­мет­ры, на­жи­ма­ет кноп­ку…

Но за­мы­сел-то идет от ко­го?

Там уже и за­мыс­ла прост­ранст­вен­но­го нет. Есть за­мы­сел ком­му­ни­ка­ци­он­ный или умст­вен­ный, фор­ма ста­но­вит­ся не столь важ­на. Ес­ли вы вы­хо­ди­те на по­ди­ум, то важ­но, что­бы ва­ши па­ра­мет­ры со­от­ветст­во­ва­ли стан­дар­ту 90-60-90. А ес­ли вы влюб­ля­е­тесь в че­ло­ве­ка, то сов­сем не­ важ­но, ка­кой у не­го нос. У ки­тай­цев это на­зы­ва­ет­ся внут­рен­нее. Ес­ли ты смо­жешь объ­яс­нить внут­рен­нее, то на­руж­ное уже пе­ре­ста­ет вол­но­вать. В прин­ци­пе, абст­рак­ци­о­ни­сты ког­да-то уже это ска­за­ли и на­ча­ли вскры­вать «внут­рен­ность» ис­кусст­ва. Сей­час к это­му на­чи­на­ют под­хо­дить ар­хи­тек­то­ры. Но, в об­щем, тя­же­ло объ­яс­нять дру­гим лю­дям, с чем ра­бо­та­ют сов­ре­мен­ные ар­хи­тек­то­ры.

q1А во­об­ще о ка­ком про­ек­те Вы меч­та­е­те? Или нет та­кой меч­ты?

Да мне все рав­но. Глав­ное – ус­ло­вие. Что­бы ты был го­тов по­лу­чить то, что те­бе на­до. Ты дол­жен быть все вре­мя в со­сто­я­нии влюб­лен­но­сти, хо­теть по­лю­бить ко­го-то. Вто­рой воп­рос: ко­го? Ес­ли вы вхо­ди­те в лес, а у вас на ушах на­уш­ни­ки, вы не ус­лы­ши­те со­ловья. Ког­да вы ку­да-то иде­те, то долж­ны по­ни­мать, за­чем иде­те и что хо­ти­те по­лу­чить. Что­бы по­нять, что та­кое лес, нуж­но все оста­вить, а мо­жет быть, да­же снять бо­тин­ки и вой­ти ту­да, что­бы по­нять, как там, нап­ри­мер, ко­лет­ся что-то. Ес­ли вы хо­ти­те за­ни­мать­ся ар­хи­тек­ту­рой, а ар­хи­тек­ту­ра – это та­кой лес, то на­до раз­деть­ся, вой­ти в этот лес как мож­но даль­ше и как мож­но доль­ше си­деть под де­ре­вом. Он же ог­ром­ный, лес-то, и в нем все вре­мя что-то про­ис­хо­дит. Де­ло в том, что лю­ди ду­ма­ют, что они ка­кие-то сверхъ­е­стест­вен­ные су­щест­ва. Лю­ди – это те же кры­сы. Лес и оке­ан – это ог­ром­ные ве­щи, ко­то­рых мы бо­им­ся, мы во­об­ще не по­ни­ма­ем, что про­ис­хо­дит. Не по­ни­ма­ем, по­э­то­му и бо­им­ся. А для то­го что­бы по­нять, на­до в нем пла­вать. И чем боль­ше ты в нем пла­ва­ешь, тем боль­ше он те­бя ува­жа­ет. И да­же ес­ли ты уто­нешь, он уто­пит те­бя очень пра­виль­но. Он пой­мет, что те­перь ты с ним слил­ся, ты до­сто­ин быть вме­сте с ним. Фильм та­кой был – «Безд­на», в ко­то­ром па­рень ушел в оке­анс­кую глубь, то есть слил­ся с океа­ном. Ар­хи­тек­ту­ра – то же са­мое. Ког­да ты мо­жешь каж­дый день при­хо­дить, брать ка­ран­даш и по­ни­мать, что ты вхо­дишь в безд­ну. Это твоя сре­да. И чем мень­ше ты из нее вы­хо­дишь, тем луч­ше. Не обя­за­тель­но для это­го все вре­мя ри­со­вать. Ар­хи­тек­ту­ра – та­кая же вещь, как мыш­ле­ние, чте­ние книг, слу­ша­ние му­зы­ки, го­во­ре­ние с кем-то, ду­ма­ние, ни­че­го­не­ду­ма­ние. Са­мое глав­ное, что­бы ты все это скла­ды­вал в ар­хи­тек­ту­ру.

q2Ме­ня ин­те­ре­су­ет, Вы пос­лед­ний раз ког­да бы­ли в Ере­ва­не?

Я был в Ере­ва­не один раз, пос­коль­ку в Ба­ку ро­дил­ся. Вам, как ере­ван­ке, ска­жу: не понра­ви­лось. Я в мо­ло­до­сти иг­рал на удар­ных инст­ру­мен­тах и сей­час иног­да ба­лу­юсь. У нас был ан­самбль, и мы с ре­бя­та­ми при­е­ха­ли в Ере­ван. Три ар­мя­ни­на, два азер­байд­жан­ца и один рус­ский па­рень. А я пер­вый по­пал к та­мо­жен­ни­ку. Ну, он уви­дел мою фа­ми­лию и что-то по-ар­мянс­ки мне ска­зал. Ка­кие-то фра­зы я знал. При­том у ме­ня ро­ди­те­ли ка­ра­бахс­кие, а у вас ар­мянс­кий язык со­вер­шен­но дру­гой. И мне приш­лось ему ска­зать, что я не го­во­рю по-ар­мянс­ки. Пред­став­ляю, что Вы ус­лы­ша­ли в от­вет. И это соп­ро­вож­да­ло ме­ня всю не­де­лю, по­ка мы там бы­ли. Я тог­да уз­нал, что та­кое «шур твац». Мне все го­во­ри­ли, что «ты во­об­ще не че­ло­век, род­ного языка не зна­ешь, по-ар­мянс­ки не го­во­ришь». Я спра­ши­ваю: «У вас глу­хо­не­мые ар­мя­не есть?» – «Есть». – «Они же не го­во­рят по-ар­мянс­ки. Не раз­го­ва­ри­ва­ют и не слы­шат».

q3А во­об­ще го­род не пон­ра­вил­ся?

Ме­ня во­ди­ли по неп­ра­виль­ным, на­вер­ное, ме­стам… Вы зна­е­те, для ме­ня кам­ни ни­че­го не зна­чат во­об­ще. Вот в этой ком­на­те нет ни­че­го ин­те­рес­но­го. Мы с ва­ми уй­дем, и здесь бу­дет пу­сто. Да­же ес­ли на сте­ну по­ве­сить Пи­кас­со, то, ког­да мы уй­дем, он оста­нет­ся один, и ему бу­дет скуч­но. Ког­да при­ез­жа­ешь в го­род, важ­на не ар­хи­тек­ту­ра, а лю­ди. Лю­ди ожив­ля­ют кам­ни. Кам­ни не мо­гут быть жи­вые. Нет, на­ши лю­ди не мо­гут ожив­лять кам­ни, по­то­му что на­ши кам­ни го­раз­до силь­нее нас. Я сам ар­мя­нин, но не люб­лю, ког­да лю­ди жи­вут прош­лым и го­во­рят: «Мы – ве­ли­кая на­ция. Маш­тоц при­ду­мал пись­мен­ность». Я го­во­рю: «Маш­тоц – хо­ро­ший па­рень, при­ду­мал пись­мен­ность. Ты что при­ду­мал? Ты сам лич­но что-ни­будь при­ду­мал? А, ты си­дишь и пьешь в его честь». Егип­тя­не ког­да-то постро­и­ли пи­ра­ми­ды, а сей­час хо­дят, бед­ные, жвач­ку про­сят у ту­ри­стов. Эти бе­га­ли с ду­бин­ка­ми, а твои родст­вен­ни­ки стро­и­ли пи­ра­ми­ды. Те­перь они при­ез­жа­ют к те­бе, а ты сто­ишь, про­сишь у них жвач­ку. Ты чем во­об­ще гор­дишь­ся-то? Ты пла­кать дол­жен! Да­вай­те про Ере­ван. Ес­ли Вы в кур­се, сей­час пло­щадь Рес­пуб­ли­ки пу­сту­ет. Там рань­ше Ле­нин сто­ял. И мне ин­те­рес­но пос­лу­шать Ва­ше мне­ние на этот счет. Я, ско­рее все­го, не пом­ню. Мне го­во­рят, что в Ере­ва­не сей­час что-то та­кое стро­ит­ся. Хо­тя я не ви­дел. Мо­жет быть, что-то ин­те­рес­ное бы­ло, но оно тог­да ко­му-то по­па­ло бы на гла­за. Во­об­ще, в прин­ци­пе, ар­мя­не всег­да бы­ли очень из­вест­ны­ми стро­и­те­ля­ми во всем ми­ре. И в со­ветс­кое вре­мя ар­мянс­кая ар­хи­тек­ту­ра бы­ла очень ин­те­рес­ная. В прин­ци­пе, я не знаю, что с ере­ванс­кой ар­хи­тек­тур­ной шко­лой про­ис­хо­дит. По­че­му сей­час она не раз­ви­ва­ет­ся? На­вер­ное, по­то­му, что вла­стям это не нуж­но. Ни­ко­му это не ин­те­рес­но. К со­жа­ле­нию, я не знаю сов­ре­мен­ных ар­мянс­ких ар­хи­тек­то­ров, ко­то­рые в Ере­ва­не ра­бо­та­ют, что они де­ла­ют, чем оза­бо­че­ны. Ин­те­ре­су­ет ли их то, что долж­но ин­те­ре­со­вать сей­час мо­ло­дых ар­хи­тек­то­ров? Ста­рые, это по­нят­но, хо­тят спо­кой­но до­жить. Хо­тя есть ста­ри­ки, ко­то­рых «кол­ба­сит» до кон­ца. Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча «кол­ба­си­ло», по­ка не умер. Это лю­ди, к ко­то­рым на­до хо­дить на мо­ги­лу и кла­нять­ся.

q6А во­об­ще в ар­мянс­кой ар­хи­тек­ту­ре есть что-то цен­ное для Вас?

Не ска­жу, что она из древ­но­сти хо­ро­шо шаг­ну­ла в сов­ре­мен­ность. Со­ветс­кий пе­ри­од, мо­жет, что-то под­пор­тил. Как япон­цы, ар­мя­не не смог­ли. И не ска­жу, что рус­ские смог­ли. Куль­тур­ную тра­ди­цию рус­ские не пе­ре­но­си­ли на ар­хи­тек­ту­ру, пос­коль­ку эти ре­бя­та в двад­ца­тых го­дах прош­ло­го ве­ка – Мяс­ни­ны, Тат­ли­ны, Ма­ле­ви­чи, конст­рук­ти­ви­сты – про­сто соз­да­ли ос­но­ву ми­ро­вой сов­ре­мен­ной ар­хи­тек­ту­ры. Один Ма­ле­вич, как ико­на, во всех ар­хи­тек­тур­ных ма­стерс­ких… В Моск­ве есть нес­коль­ко зда­ний, и са­мые луч­шие ар­хи­тек­то­ры при­ез­жа­ют, что­бы по­сто­ять, пот­ро­гать, нап­ри­мер, дом Нар­ком­фи­на. Он весь ру­шит­ся. А есть сту­ден­ты и да­же ар­хи­тек­то­ры, ко­то­рые не зна­ют, что у них до­ма, в Моск­ве, сто­ит зда­ние, где пер­вый пент­ха­ус в ми­ре во­об­ще был. По­ло­ви­на не ви­де­ла дом Мель­ни­ко­ва. Вся сов­ре­мен­ная ар­хи­тек­ту­ра двад­ца­то­го ве­ка пош­ла от рус­ских. Но рус­ской ар­хи­тек­ту­ры в ев­ро­пейс­ком по­ни­ма­нии не бы­ло. Петр при­вез в Рос­сию италь­янс­ких, польс­ких спе­ци­а­ли­стов, и вся рус­ская клас­си­чес­кая ар­хи­тек­ту­ра на са­мом де­ле италь­янс­кая с лег­ки­ми рус­ски­ми чер­та­ми. Но ар­мя­не не соз­да­ли тра­ди­ций, я бы так ска­зал. Не смог­ли. В каж­дый пе­ри­од вре­ме­ни ар­хи­тек­ту­ра долж­на от­ра­жать сов­ре­мен­ность это­го на­ро­да, но не те­рять связь спрош­лым и да­вать по­ко­ле­нию воз­мож­ность нести эту куль­ту­ру в бу­ду­щем. Ес­ли связь пре­ры­ва­ет­ся, то этот раз­рыв за­пол­ня­ет дру­гая куль­ту­ра или бес­куль­турье. У ар­мян очень длин­ные кор­ни, но они по­че­му-то их не по­ли­ва­ют. Лю­ди, ко­то­рые на­чи­на­ют смот­реть в прош­лое и хва­лить­ся сво­и­ми умер­ши­ми родст­вен­ни­ка­ми, они, в прин­ци­пе, хо­ро­нят сво­их де­тей.

q7Я им об этом ска­зал, и ме­ня еще ху­же на­ча­ли ру­гать, го­во­рить, что я не­хо­ро­ший че­ло­век, не­го­дяй. Оби­де­ли Вас. Не то что оби­де­ли… Я встре­чал­ся с куль­тур­ны­ми людь­ми. Ин­тел­ли­ген­ция как бы за­та­и­ла оби­ду, что ни­че­го не де­ла­ет, но ведь она же вос­пи­ты­ва­ет под­ра­ста­ю­щее по­ко­ле­ние, ко­то­рое бе­рет при­мер со сво­их от­цов. Зна­чит, в прин­ци­пе, это бе­да для на­ро­да. Кто-то дол­жен встать и отк­ры­то ска­зать, что на­до кон­чать тре­пать­ся, ра­бо­тать на­до. Сколь­ко мож­но вы­ве­ши­вать эти ико­ны?! Это не по­мо­га­ет. Нет куль­ту­ры на­ро­да, каж­дый на­род мо­жет соз­дать куль­тур­ную тра­ди­цию и по­да­рить ее дру­го­му на­ро­ду. Это об­щая куль­ту­ра. И ес­ли он ее по­да­рит, все – он как бы глав­нее, до­пу­стим. Но ес­ли он ска­жет: «Все. Я от­дал» и пой­дет спать, то взяв­ший по­да­рок нач­нет с ним что-то де­лать. Вот это­го нель­зя. На­до быть в про­цес­се все вре­мя.С ар­мя­на­ми слу­чи­лось то же са­мое, что и с за­пад­ни­ка­ми. Они по­лу­чи­ли кон­фет­ку, лег­ли на кро­ват­ку и на­ча­ли ее со­сать. И по­ка они ее со­са­ли, ока­за­лось, что там ки­ло кон­фет уже у ко­го-то есть. И вот те­перь они пы­та­ют­ся вспом­нить, ка­кой у нее был вкус? Яб­лоч­ный… – Я соз­дал пер­вую яб­лоч­ную кон­фе­ту! (а вкус уже во­об­ще не мо­жет пред­ста­вить) – А ты про­бо­вал ее? – Нет, но у ме­ня в му­зее ле­жит кон­фе­та…

q4А как об­сто­ят де­ла в рос­сийс­кой шко­ле ар­хи­тек­ту­ры?

В 1915-30 го­дах рус­ские ар­хи­тек­то­ры бы­ли са­мы­ми луч­ши­ми в ми­ре. А по­том все об­ре­за­ли. Рус­ским как по­ве­си­ли на шею клас­си­чес­кую ар­хи­тек­ту­ру, так они с ней до сих пор… Сей­час и рос­сийс­кая об­ра­зо­ва­тель­ная шко­ла очень пло­ха с мо­ей точ­ки зре­ния. Она ос­но­ва­на на клас­си­чес­ких под­хо­дах к фор­ми­ро­ва­нию ар­хи­тек­ту­ры и учит лю­дей не то­му, че­му нуж­но, в от­ли­чие от за­пад­ных ар­хи­тек­тур­ных школ. А рус­ская шко­ла, до­пу­стим, му­зы­ки, луч­ше, чем за­пад­ная. Но по­ют все же луч­ше на за­па­де. Рус­ские как толь­ко на­чи­на­ют хо­ро­шо петь, уез­жа­ют и пе­ре­ста­ют быть рус­ски­ми. Майя Пли­сец­кая то­же дол­гие го­ды ра­бо­та­ла в Япо­нии. И те­перь там, на­вер­ное, от­лич­но тан­цу­ют ба­лет. Долж­ны быть лю­ди, ко­то­рые, как толь­ко рож­да­ет­ся ка­кой-ни­будь та­лант­ли­вый ре­бе­нок, бу­дут бе­речь его. Нель­зя рас­се­и­вать та­лант, за­став­ляя его петь то здесь, то там: он же че­рез год за­кон­чит­ся. Его на­до сох­ра­нять, не про­да­вать ни­ко­му. Что­бы он пел в зак­ры­том по­ме­ще­нии.

q8По­ка не по­я­вит­ся уве­рен­ность, что он по­ет по-на­сто­я­ще­му. И пос­ле это­го толь­ко иног­да ко­му-то его по­ка­зы­вать. По­том пря­тать и го­во­рить, что это до­сто­я­ние не на­шей стра­ны, а все­го че­ло­ве­чест­ва. Нуж­ны пе­да­го­ги «боль­ные», ко­то­рые долж­ны от­би­рать и учить уче­ни­ков, а эти долж­ны стать пе­да­го­га­ми, учить сле­ду­ю­щее по­ко­ле­ние, и так даль­ше. Нель­зя на­де­ять­ся на то, что на пу­стом ме­сте ро­дит­ся ка­кой-ни­будь вун­дер­кинд. Мо­жет, и ро­дит­ся, а ес­ли его еще все вре­мя под­ре­зать, то не­по­нят­но, сле­ду­ю­щий во­об­ще ро­дит­ся ли ког­да-ни­будь. По­ле на­до по­ли­вать. У ки­тай­цев есть та­кой дя­день­ка Чжу­ан-Цзы. У не­го есть прит­ча: кап­ка­ном поль­зу­ют­ся, что­бы пой­мать зве­ря. Зве­ря пой­ма­ли – кап­кан не ну­жен. Удоч­кой поль­зу­ют­ся, что­бы пой­мать ры­бу. Ры­бу пой­ма­ли – удоч­ка не нуж­на. Сло­ва­ми поль­зу­ют­ся, что­бы пе­ре­дать мысль. Мысль пе­ре­дал – сло­ва не нуж­ны. Т.е. ес­ли ты мо­жешь пе­ре­да­вать мысль – ты мо­жешь уже не го­во­рить. Где бы мне най­ти че­ло­ве­ка, ко­то­рый пой­мал мысль, и по­го­во­рить с ним. О-о! Ин­те­рес­ный по­во­рот! В прин­ци­пе, ког­да ар­хи­тек­тор на­чи­на­ет, он фор­му ри­су­ет на ли­сточ­ке – это 2D, а прост­ранст­во – это 3D. И ког­да он фор­мой пой­мал прост­ранст­во, по­нял, что это уже ра­бо­та­ет. И ес­ли с этим че­ло­ве­ком по­го­во­рить, он ска­жет: «Я уже ле­чу». Как пти­ца: ка­кой-то по­ток воз­ду­ха пой­ма­ла и ти­хонь­ко ле­тит. Вот где бы пой­мать то­го пар­ня, ко­то­рый уже плы­вет по вол­не или ле­тит по воз­ду­ху, и спро­сить, как же он раз­го­ня­ет­ся?Все это де­ла­ют по-раз­но­му, и ин­те­рес­но, чем поль­зу­ют­ся лю­ди, уже сде­лав­шие один шаг. Как на­чи­на­ют фор­ми­ро­вать но­вые фор­мы инст­ру­мен­та для то­го, что­бы ло­вить но­вое прост­ранст­во? Т.е. как ка­ки­ми-то 2D-уст­ройст­ва­ми ло­вить 3D-воз­дух. Ког­да дол­го что-то де­ла­ешь, ты по­ни­ма­ешь, что эта ли­ния нап­ря­жен­ная, а эта не­нап­ря­жен­ная. На­ри­со­вал и по­нял: пу­стая ли­ния. А по­том на­ри­со­вал еще… Са­мое глав­ное – сесть на стул, оста­вить се­бя на сту­ле, пой­ти в дру­гое ме­сто и из дру­го­го ме­ста посмот­реть. Ес­ли воз­мож­но до­бить­ся это­го. В прин­ци­пе, воз­мож­но. Ког­да ты все вре­мя си­дишь и сво­и­ми гла­за­ми смот­ришь на это, в го­ло­ве по­яв­ля­ют­ся та­кие стан­дарт­ные ячей­ки, и мозг на­чи­на­ет те­бя об­ма­ны­вать, го­во­рить: «Ну ты же все зна­ешь, ты же мо­ло­дец!» Но са­мое глав­ное, что­бы мыс­лей не бы­ло. По­то­му что, ког­да ты ду­ма­ешь, ты ни­че­го не де­ла­ешь. Ты де­ла­ешь, ког­да не ду­ма­ешь. Что та­кое ар­хи­тек­ту­ра, фор­ма, ма­те­ри­ал, прост­ранст­во?… Вот как пти­ца. Что та­кое пти­ца? Это крылья, перья, клюв? Нет, это не пти­ца. Пти­ца – это по­лет.

А ар­хи­тек­ту­ра – это что?

Прост­ранст­вен­ность. Не прост­ранст­во, ко­то­рое сто­ит, а прост­ранст­вен­ность. Ты во­шел, а там гул­кое что-то, ма­те­ри­аль­ное, что-то не­по­нят­ное про­ис­хо­дит… Ну, как смерть. Это неч­то, по­нять ко­то­рое ты не в со­сто­я­нии. Тай­на. Вот вы си­ди­те на кон­цер­те, слу­ша­е­те му­зы­ку и пла­че­те. Ком­по­зи­тор три­ста лет уже как умер. На­пи­сал ка­кое-то про­из­ве­де­ние, за­ко­рюч­ки ка­кие-то по­ста­вил, а у ме­ня – му­раш­ки по ко­же.

q5Это и есть тай­на, о ко­то­рой Вы го­во­ри­те?

То есть эта сво­лочь мною че­рез три­ста лет уп­рав­ля­ет. Ма­ни­пу­ли­ру­ет. Я пред­став­ляю, как его кол­ба­си­ло. Что с ним бы­ло, ког­да он пи­сал?! Он как-то на ли­сток бу­ма­ги по­ло­жил та­кое, что мо­жет пря­мо сей­час по воз­ду­ху пе­ре­да­вать. Ес­ли ты смог сде­лать то же, что он, хо­тя бы чуть-чуть, зна­чит, ты ар­хи­тек­тор. Ар­хи­тек­ту­ра – это же не фор­ма, это прост­ранст­во. На­до про­сто по­нять, что та­кое пу­сто­та. Фор­ма – это то, как вы по­ни­ма­е­те пу­сто­ту. Вы про­во­ди­те од­ну ли­нию, по­ка­зы­вая мне, как выгля­дит ва­ша пу­сто­та. Не пу­сто­та во­об­ще – она ни­как не выг­ля­дит. Вы про­во­ди­те свою ли­нию, а я про­во­жу свою. Ар­хи­тек­тор с ар­хи­тек­то­ром мо­жет как бы иг­рать в лю­бовь.

А у Вас есть про­ек­ты, где Вы се­бя чувст­ву­е­те та­ким ар­хи­тек­то­ром?

Есть ка­кие-то… у ме­ня во­об­ще боль­ше на­ри­со­ва­но, чем пост­ро­е­но. При­том эти пост­рой­ки край­не пло­хо фо­тог­ра­фи­ру­ют­ся. Пы­та­лись – все сто­ит на ме­сте. И ви­део сто­ит на ме­сте. То есть ощу­ще­ние не да­ет­ся. Я за­ме­ти­ла, что Вы во всем лю­би­те фраг­мен­тар­ность… Да. Я очень люб­лю все де­лать из ка­ких-то дроб­ле­ных слож­ных ку­соч­ков. И они в кар­тин­ку не очень хо­ро­шо ло­жат­ся… Об­щее со­сто­ит из мил­ли­о­нов раз­ных ве­щей. И каж­дая вещь из мил­ли­о­на со­дер­жит об­щее. В од­ном жур­наль­чи­ке есть моя квар­ти­ра (один из но­ме­ров TATLIN – прим. ред). Я в ней жи­ву. Та­кая вот штуч­ка.

q9Вы здесь жи­ве­те? А Ва­ше жилье со­от­ветст­ву­ет Ва­шим ар­хи­тек­тур­ным тре­бо­ва­ни­ям? Или, как всег­да, са­пож­ник без са­пог?

Здесь как раз не бы­ло за­каз­чи­ков, кро­ме ме­ня, и я соз­дал се­бе ка­кой-то бюд­жет, ко­то­рый ме­ня не бу­дет сдер­жи­вать, и сде­лал поч­ти все, что хо­тел. Сей­час я бы сде­лал что-ни­будь послож­нее. Во­об­ще, я к ком­фор­ту от­но­шусь не очень. Я счи­таю, что эсте­ти­ка фор­ми­ру­ет жизнь, а кра­со­та важ­нее, чем вся­кие мо­раль­но-эти­чес­кие комп­лек­сы.

В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.