Текст и интервью / Асмик Шамцян
Фото / Самвел Мурадянц
Картины Тарона Мурадяна вызывают восхищение, смешанное с удивлением – от невероятных сюжетов и персонажей, от изумительной техники, от богатейших красок. Пухлые дамы, смело обнажающие перед зрителем богатые формы, самурай с армянским носом, мсье Тартарен, фантастические существа, геральдические животные, упитанный до рыхлости и подозрительно кокетливый Бахус, “гордо” восседающий на огромной рыбе и свесивший парнокопытную ножку… Вся эта пестрая кавалькада, как вы внезапно обнаруживаете, листая прекрасно изданный каталог картин художника, движется влево от ваших глаз, уходя в свой безумный мир сюрреализма. Ирония названий картин, граничащая с сарказмом, превращается в отдельное удовольствие.
Создатель этой слегка сумасшедшей компании в детстве был одержим скульптурой, пока эта страсть не отступила после поступления на дизайнерское отделение терлемезяновского училища. Хотя это более близкое нам по времени название: по советским временам дизайн был в аутсайдерах. Но и тут молодой Тарон не особо старался, как и последующие несколько лет в Ереванском художественно–театральном институте и два армейских года, где от рисования бесконечных Лениных он начинал сходить с ума. Так что целых 12 лет будущий художник не сильно вникал в тонкости живописи. Но вот наступил 1991 год, и поездка в Париж и знакомство с французскими музеями и галереями запустили мощный процесс глубокого погружения в профессию и широкого признания. Это все я узнала во время разговора с этим удивительным человеком. До того часть информации была почерпнута из всемирной паутины. Например: “…После окончания Академии искусств Армении Дарон Мурадян уехал в Париж, где поступил в Академию искусств, в которой проучился еще 6 лет. Академией искусств Еревана Мурадяну присужден “Приз превосходства”. Мир фантазий Мурадяна – изменяющийся мир, в котором главную роль играют Библия и мифология”. Это почти полный текст того, что буквально приписывается Мурадяну на каждом сайте, посвященном его творчеству. Некоторые мои вопросы, основанные на этих данных, были сходу “повержены”, поскольку оказались, мягко говоря, некорректными. “Я жил в Париже некоторое время, но никогда не учился. “Приза превосходства” не существует в природе. Никакой библейской символики в моих картинах нет: я не религиозен, хотя и верующий. Это все неправда, и я понятия не имею, как эта информация появилась в интернете”, – сказал Тарон Мурадян.
Сюжеты и креативные ходы художника вызывают множество вопросов, на которые предвкушаешь получить как минимум неожиданные ответы, однако все оказывается куда проще. Тарон Мурадян дает щедрые возможности для открытия новых миров, основанных на тысячах знакомых персонажей, характеров и историй. Сам же предпочитает не вмешиваться в процесс. Поэтому наблюдение превращается для умного зрителя в захватывающее приключение.
Кстати, насчет разницы в написании имени – Тарон и Дарон. Вторая версия фигурирует во всех официальных документах. Поскольку начало карьеры художника было положено во Франции, то его имя написали через “д”, чтобы читать “т”. К западноармянскому это не имеет никакого отношения.
Я начал рисовать, как и все дети, не проявляя особой тяги к творчеству. Мой отец недоучившись в училище имени Терлемезяна, стал бизнесменом (тогда это называлось “цеховик”), но художником остался на всю жизнь. Он великолепно умел делать копии. Мы с братом выросли в мастерских его друзей и московских и ленинградских музеях. Папа часто ездил в эти города по работе и нас брал с собой. Наш дом был полон альбомов и каталогов. Уходя на работу, он наказывал мне: “Перерисуй эту картину. Не успеешь, во двор не пойдешь”. И это было страшной угрозой – остаться без друзей и игр хотя бы на день. Поэтому выбора у меня не было: я сидел и копировал картины. И сейчас я могу сказать, что художником я стал во многом благодаря отцу.
Что вам дало это копирование – развило технику, определило творческие паттерны…?
Не думаю. Например, Эдуард Мане говорил, что он научился рисовать, копируя картины великих художников в Лувре. Знаете, по моему субъективному мнению, стили придуманы искусствоведами. Это живопись, и все! “Измы” будто придуманы для того, чтобы художники знали, чем они занимаются. Я не очень серьезно к этому отношусь, рискуя обидеть друзей–искусствоведов. Когда представители этой профессии говорят, что художник – Рембрандт, Босх или еще кто–то, в своих картинах имел в виду то– то и то–то, мне хочется спросить, общался ли он с ним лично? Ведь и свидетельств никаких документальных нет, только картины. Пусть о моих картинах думают все, что угодно. Например, французские журналы, не раз писавшие обо мне, не проводили искусствоведческого анализа, лишь рассказывали о моих картинах. Единственная хорошая, глубокая статья, которую я могу выделить, написана журналистом Кареном Микаеляном и предваряет мой каталог. Он несколько раз приходил ко мне в мастерскую, долго беседовал со мной, ознакомился с творческой кухней.
Возвращаясь к моему детству и образованию… Я испытывал большую тягу и интерес к скульптуре, которой учился во Дворце пионеров, но поступил в итоге на отделение дизайна в училище Терлемезяна. Четыре года я там проучился, можно сказать, несерьезно, потом ушел в армию. После чего еще шесть лет провел в Художественно–театральном институте. Все эти годы я не думал о своем образовании и живописи, смотря на все сквозь пальцы. Серьезные изменения произошли, когда я попал в парижские музеи. И уже совсем был шокирован, когда в галерее “Мованс” (Gallery Mouvance) мне впервые предложили сделать выставку. Владелица галереи, французская еврейка, увидев мои картины – две маслом и три графики – сразу повесила их у себя. На следующий день они были проданы. Так я получил от нее предложение устроить персональную выставку. И, вернувшись в Ереван, занялся живописью вплотную, рисуя в мастерской друга, поскольку своей у меня тогда не было. Через полгода состоялась моя персональная выставка, прошедшая с большим успехом. Все работы были проданы за два дня. Галерист сказала, что такое у нее впервые. С этого дня я стал рисовать серьезно. Вот мой путь.
Растратив примерно 10 лет жизни и учебы, вы в итоге стали очень успешным художником.
Не считая двух лет в армии, где я сходил с ума, рисуя портреты Ленина. Я мог бы его нарисовать с закрытыми глазами, если бы меня разбудили посреди ночи.
А сейчас сможете?
Даже не знаю, может быть!
Как долго вы работали с этой галереей?
Восемнадцать лет. Сейчас мое творчество представляет женевская галерея “Бель–Эйр Файн Арт” (Bel–Air Fine Art). Как и прежняя галерея, она поставила условие не работать больше ни с кем. Но на этот раз я воспротивился, сказав, у себя на родине я буду работать, с кем хочу. И они согласились. Мне очень приятно выставляться, например, в “Араме”, потому что хочется, чтобы мои друзья и коллеги знали, чем я занимаюсь.
Ваши коллеги с большим уважением и временами даже изумлением говорят о вашей неординарной манере письма.
Ну, не знаю. Мне важен портрет, который я с самого начала вырисовываю карандашом до мелочей, после чего пишу всю остальную картину, а потом заполняю красками. Как дети свои раскраски (смеется). Никогда не пишу с натуры, все мои персонажи вымышленные. Я обращаю серьезное внимание на поверхность картины. Иногда в работах некоторых художников замечаю небрежность, которая мне не нравится. Прежде я не думал об этом, пока не увидел оригиналы Пикассо или Миро. Тогда я понял, что значит серьезное отношение к поверхности. Глядя на книжные репродукции, думал, что Пикассо небрежно накладывал мазки. В реальности же видно, что он использовал различные техники в одной картине. С тех пор я начал серьезно относиться к этому. Если картину назвать продуктом, то он должен быть совершенным со всех точек зрения. Во Франции на это обращают большое внимание. Но я не перестаю учиться, постигая постоянно тонкости живописи.
Ваши персонажи похожи на членов одной семьи с заметными общими особенностями. Откуда вы их берете?
Из нашего народа. Мы нация Храбрых Назаров и Фаносов–Неудачников. Смотришь иногда, стоит в героической позе, а на самом деле маленький и слабый человек. Дунешь – и улетит! Но фасон держит. Например, как в картине “Старик и море”.
И почему они все верхом или на колесах? Что у них с ногами?
Ничего (смеется), просто я таким образом отхожу от реальности. Или когда не получается хорошую ногу нарисовать, я злюсь и пририсовываю какую–нибудь палку или колесо (смеется). Никакой философии. Нет в природе носорогов на колесах. Мне не нравится писать реалистичных животных и людей. Да, это немного грустно, потому что я их расчленяю, но взамен всегда даю что–то!
Вот он, гуманизм в действии!
Да, проявляю гуманность. Мне не хочется оставаться в рамках реальности.
Судя по количеству и разнообразию рыб в ваших картинах, вы к ним испытываете слабость. Это так?
Люблю рисовать рыб больше, чем остальных животных. С христианством это никак не связано – я далек от религиозности, хотя верующий. И рисовать их люблю, и есть. Форма, металлический блеск – все привлекает меня. Я люблю рисовать доспехи, а рыбья чешуя чем–то напоминает их. Нет идеологии, поверьте! Я всегда об этом говорил. Но когда на выставке зрители подходят ко мне со своими предположениями насчет смысла моих картин, я никого не переубеждаю. Это приятно, когда люди придумывают свои истории.
Можно назвать ваши картины декоративными, орнаментальными, раз уж в них нет идеологии?
Нет. Вот смотрите, я люблю The Beatles, но ни слова не понимаю по–английски. Их мелодии привлекают меня больше, чем смысл слов. Самое серьезное и сложное искусство в моем понимании – музыка. Остальные какие–то предметные, осязаемые, материальные, в отличие от музыки.
Сложно армянским художникам пробиться на западный рынок, как это сделали вы?
Мы живем в век интернета, и наши художники запросто могут выйти на мировой рынок. Некоторые, правда, не выставляют свои работы, опасаясь подделок. Это неизбежно, и бояться тут нечего. Мне повезло. Я не могу утверждать, что чем–то лучше остальных художников, и поэтому мои картины покупают за рубежом. Однажды у Джорджа Харрисона спросили, почему он продолжает писать свои песни, ведь они не так популярны, на что он ответил, что состоит в переписке с одним итальянцем, которому очень нравятся его песни, и он пишет для него. Если твое творчество нравится хотя бы одному человеку, значит, ты хороший художник. По мне так не существует плохих – все они по–своему хороши.
В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.
