Интервью / Яна Авчиян
Фото / Арман Караханян;
предоставлены Любовью Казарновской
Летний визит звезды оперного искусства Любови Казарновской в Армению для многих армян стал воистину сенсационным. Как оказалось, будучи еще школьницей, Люба несколько лет прожила с семьей в Ереване. (Ее отец, Юрий Казарновский, находился на военно-дипломатической службе и в 1974-78 гг. был командирован в Армению). Любовь Юрьевна с теплотой рассказывает о тех годах, называя Армению местом, где она получила “заряд интеллигентности”, вспоминая педагогов школы Чехова, где училась, юных поклонников, с чьих уст слетало незаменимое “сирун ахчик”, дворик по адресу Абовяна, 32, где собирались дружные соседи… Стоп! Вот тут выяснилась интересная подробность. Именно в этом доме, где когда-то жила Люба Казарновская, ныне располагается редакция журнала Design DeLuxe. И хотя наша встреча с известной оперной певицей состоялась не в редакции, а в кафе отеля “Марриотт”, но пройти мимо этого совпадения мы никак не могли. Беседа началась именно с этих воспоминаний…
Ваша редакция расположилась в доме, где я жила когда-то? Для меня это такое же приятное открытие, как и для вас то, что я жила в Ереване, хотя я никогда этого не скрывала! Мне очень хотелось побывать в квартире, где жила когда-то, но как-то неловко было стеснять жителей. Здесь, на Абовяна, 32, у нас был гениальный двор, где каждую субботу и воскресенье вокруг колодца собирались почти все жители старого дома. Там сидели старики фантастической внешности, люди, которые знали все про всех. У нас была соседка Арус Акоповна. Я ее называла Арусик, делилась с ней своими проблемами. Она давала мне мудрейшие советы. “Люба джан, придешь ко мне, и мы с тобой сегодня обязательно побеседуем. Я буду мариновать патиссоны. Заодно и этому научишься!” – говорила она. Помню, как в сердечных делах она советовала: “Что ты на всяких там обращаешь внимание? Пройди мимо, он потом будет на коленях перед тобой стоять!” И оказывалась права.
Думаю, ваше имя располагало к тому, что вы всегда должны были быть любимой!
А между тем мне долгое время не нравилось собственное имя! Я всегда сетовала, почему мама назвала меня слишком простым, обычным именем. Мне хотелось быть, к примеру, Аделаидой или Викторией… А мама тогда говорила: “Ты просто не понимаешь, какое это особенное имя! Любовь – это ведь божественное имя, начало всех начал”. Уже потом я поняла, как мама была права…
В вашей жизни есть место мистике?
Разве что так называлась одна из моих музыкальных программ – “Мистика судеб. Некрасов – Панаева и Тургенев – Виардо”! Впрочем, я думаю, все судьбоносные встречи в какой-то степени мистичны!
Любовь Юрьевна, вы дали два концерта а Арцахе, не побоявшись угодить в “черный список” персон нон-грата и впасть в немилость к нашим соседям. Ваши теоретические представления об этом крае соответствовали испытанным там эмоциям?
Ну, во-первых, мне весьма приятно находиться в одной компании с Монсеррат Кабалье, также в свое время посетившей Карабах. Я очень довольна тем, как все прошло. У нас было два совершенно разных вечера. Первый – мой сольный концерт совместно с молодыми исполнителями, такой теплый и очень семейный вечер, творческая встреча, где я пела свои любимые романсы, арии, отвечала на вопросы публики, рассказывала о молодых певцах. А второй – это то, из-за чего, собственно, я и здесь. Это “Реквием” Верди, который прозвучал совершенно фантастически на главной площади Степанакерта.
На сцене присутствовало почти 280 человек – Государственная капелла маэстро Чекиджяна, два хора, оркестр. И все это невероятно красиво было обрамлено видеоинсталляцией. Получился тот реквием, который я желала увидеть и услышать. Вовсе не “заупокойная месса”, как написал один из ваших журналистов. Реквием Верди задумывался как духовно-театральное произведение, которое в конце воспевает вечный свет. Там есть слова, обращенные к Господу, с просьбой освободить от войн, агрессии, боли, от невозможности высказаться, озарив путь вечным светом.
Я вижу, у вас на шее шарфик с незабудками – символом Геноцида…
Его подарила Рита Александровна Саргсян как символ разбросанности по всей земле армян после Геноцида, на всех пяти континентах. А Армения – это центр, соединяющий эти континенты. И будет тaк, потому что армяне – очень сильная нация с очень сильными традициями, и они не могут не притягиваться друг к другу. Именно потому к 100-летней дате Геноцида и был выбран “Реквием” Верди в знак памяти о тех, кого нет с нами сегодня, о тех, которые волею судьбы вынуждены были покинуть родные места. Они раскиданы по всему миру, но вечный свет и вечное притяжение этой земли объединяет их под одним огромным куполом и возрождает нацию.
Ваш визит в Армению преследовал и другую цель – благотворительный гала-концерт в Ереване в пользу строительства в Канакере Международной академии оперного искусства, инициированной Гегамом Григоряном. Что побудило вас поддержать этот проект? Только ли давние дружеские и коллегиальные связи с Гегамом Григоряном?
Это первая акция. Я считаю, что коллеги должны помогать друг другу, потому что наш жанр – жанр оперного искусства – переживает не лучшие времена. И это не только потому, что многие потеряли ту самую школу, которая должна быть основой основ вокала. Об этом говорят и в Италии. Ведь многих педагогов уже нет. Молодому зрителю, сидящему в компьютере, сегодня надо объяснять, что такое опера, потому что мы имеем поколение с быстрым клиповым мышлением. Для них все эти длинные линии, все это легато, эта мелодрама неприемлемы. Сегодняшний темпоритм должен быть, с одной стороны, адаптирован к современной молодежи, а с другой стороны, мы не должны разрушать ту красоту, магию, сказку, которая называется Оперой. Поэтому надо искать новые формы, но на хорошей вокальной основе.
Я всегда говорю – есть две школы: плохая и хорошая. Поэтому хорошие школы надо возрождать, создавать для молодых оазисы культур, находиться с ними в постоянном общении, объяснять, почему нельзя, как я говорю, петь Баха одним звуком и, главное, громко, как сейчас многие делают. Почему нельзя даже двух авторов-соседей – Моцарта и Шуберта – петь одним звуком, уж не говоря про Моцарта и Верди. С ними надо говорить, пробуждать их воображение. Поэтому создание подобных академий я всегда приветствую и знаю, как это трудно убедить какого-нибудь спонсора поддержать проект. Гегам задумал очень хорошее дело, куда будут приезжать ребята их разных регионов Армении, России, других стран. Постепенно и они начнут в одной большой музыкально-оперной семье творить чудеса, что сейчас, наверное, звучит фантастично.
Вы думаете, сколько времени необходимо для первых результатов?
Думаю, для первых результатов необходимо как минимум полгода – год. Это реальный срок, поскольку там будут учиться певцы, стоящие уже на определенной профессиональной ступени, а также те, которые находятся на подступах к профессиональной сцене и которым необходим определенный толчок.
У вас самой тоже имеется подобный академический проект, который называется “Голос и скрипка”. Почему именно скрипка?
Потому что скрипка – самый совершенный инструмент, божеский инструмент. Она создана по образу и подобию человеческого (женского) тела, и первые гениальные мастера – Амати, Страдивари, Гварнери, изготавливая скрипки, стремились к тому, чтобы этот инструмент пел человеческим голосом, настолько человек и скрипка близки друг к другу. Я всегда говорю своим певцам: “Слушай интонацию скрипки. Если ты ее хорошо слышишь, ты будешь точно петь и интонировать музыку”. То есть певцы учатся у скрипачей. А скрипачам, в свою очередь, педагоги рекомендуют слушать вокалистов, чтобы богатством их голоса украсить звук скрипки. На скрипке надо играть с этаким красивым полетным тоном. Именно поэтому мы решили, что эти два инструмента – человеческий голос и скрипка – будут очень помогать и взаимодополнять друг друга. В нашей академии молодые скрипачи аккомпанируют вокалисту.
Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с известным кинорежиссером Атомом Эгояном. Какой след оно оставило в вашей жизни?
Я его обожаю! Я считаю Атома одним из самых интересных и значительных режиссеров, с которыми мне довелось работать. Поражена тем, как, будучи режиссером кино, он работает с музыкой. Мы делали с ним “Саломею”. Но когда работа была в процессе завершения, его затянул Голливуд (он снимал параллельно два фильма), и пришлось отказаться от оперного проекта. Атом гениальный человек и блестяще играет на рояле. Помню, как он садился за рояль и так спокойно говорил: “Люба, вот посмотри, какой тут интервал странный! А вот тут посмотри, какой аккорд! А здесь… такая прозрачность! Это все твои характеристики, и давай попробуем это все через музыку вытащить”.
Спектакль получился феноменальный. Прошло пять спектаклей, и публика потребовала еще пять. Он был очень счастлив. Ведь он использовал очень современный видеоряд с инсталляциями и переживал, примет ли это достаточно консервативная оперная публика. А публика не только поняла и приняла все, что он делает, но и назвала это оперным кино. Словом, у меня осталось от работы с Эгояном совершенно феноменальное ощущение огромного счастья и стопроцентного профессионализма. Это проявлялось в том, как он работал с каждым, как он смотрел на репетициях мне в глаза и говорил: “Нет, Люба, глаза не те. Ты прямо смотришь на меня, будто мы кино снимаем, а я хочу, чтобы это было максимально правдиво, потому что зритель чувствует любую маленькую фальшь!”
Приблизительно такое же ощущение – “огромного счастья и стопроцентного профессионализма” осталось от общения с оперной дивой Любовью Казарновской, которая умеет расположить к себе человека как никто другой…
Интервью: 08/2015
В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.
