Текст и интервью / Асмик Шамцян
Фото предоставлены Тиграном Дзитохцяном

“Он с детства стоял под лучами света”, – услышала я фразу, когда речь зашла о художнике Тигране Дзитохцяне. Кажется, более точное определение трудно придумать в этом случае. В Армении его визитной карточкой, узнаваемыми образами картин стали персонажи из серии “Зеркала”, безуспешно прикрывающие лицо руками: мы все равно видим их глаза, как и они – окружающий мир. За пределами же нашей страны широкий творческий спектр этого художника достаточно хорошо известен. Он виртуозно владеет техникой и рисунком, создавая серии картин, в которых современный мир предстает во всей своей красе. Это, а также совершенное владение маслом, породили мнение о гиперреалистичности картин Тиграна, которое им не поддерживается. Взамен он предлагает термин технологический ренессанс, пока никак не помещенный в рамки изобразительного искусства. Думаю, и не надо. Поиски новых форм и смыслов привели к серии картин, которые могут попасть в определение опарта – “Коридор”. Если смотреть на них как обычно, то портреты смазаны и вытянуты в ширину. И лишь отойдя на порядочное расстояние и встав сбоку, картину можно “выправить” и увидеть реальное лицо. Драма, эмоциональность, глубинный взгляд на вещи, мистика – в картины вложено все.

Тигран Дзитохцян оставляет впечатление обласканного судьбой человека. По его признанию, у него все было хорошо с детства. Повезло буквально во всем – с родителями, талантом, учебой, преподавателями, признанием и любовью общества, внешностью, наконец. В 1986-м, когда ему было всего 10 лет, состоялась его первая персональная выставка с более чем сотней работ, инициатором которой стал Генрих Игитян. Его дальнейшее путешествие по Америке, Испании и Японии оставило за собой шлейф из десятков тысяч раскрывших рот в изумлении зрителей. Поверить в то, что автору всего десять лет, не мог никто. Это были очень серьезные картины с уклоном в сюр и, как потом выяснилось, даже в провидчество. Детским миром тут и не пахло. Однако художественную волю Тиграна в нашей Академии изобразительных искусств как-то не восприняли, что неудивительно. Определенные трения с преподавателями возникли и в швейцарской школе Ecole Cantonale d’Art Du Valais, куда художник уехал после ереванского вуза, чтобы продолжить образование. Вероятно, потому, что “слово “нельзя” – первая ошибка в искусстве”. Однако думать, что обучение ничего не дало, было бы неверно. Вскоре Тигран и сам начал преподавать. Сначала в Швейцарии, а потом, по совету своего преподавателя, в ЮАР. Это стало самым захватывающим и одновременно самым опасным опытом его жизни.

Последние семь лет Тигран Дзитохцян живет и работает в Нью-Йорке, ставшем городом для жизни и любви. Признание, востребованность – есть все.
А летом 2016 года в музее Гафесчяна состоялась персональная выставка художника, в ходе которой он встретился с теми, кто неравнодушен к современному искусству. Тогда мы и поговорили с ним об истоках, настоящем и будущем.

ПРО ВЫСТАВКУ В ЦЕНТРЕ ИСКУССТВ ГАФЕСЧЯН

Экспозиция планировалась именно для этого зала. Для нее я отобрал шесть разных работ – небольшую ретроспективу последних лет, из которых две были непосредственно связаны с Арменией. Их я давно хотел показать нашей аудитории. Одна, “Армянская толпа”, состоящая из 45 отдельных, самостоятельных картин, другая – портрет из 108 кусков. Поэтому в действительности картин значительно больше. Остальные полотна принадлежали серии “Зеркала”. Зал был заполнен. Если честно, я бы даже меньше холстов повесил. Мне нравятся минималистичные пространства – в них легче дышится.

ПРО ВСТРЕЧУ С АРМЯНСКОЙ АУДИТОРИЕЙ

Руководство музея Центра Гафесчян предложило устроить встречу со студентами художественных институтов. Я сказал, что если смогу помочь, ответить на вопросы, на крупинку что-то открыть, то с удовольствием это сделаю, и мы планировали разные воркшопы. Такова была начальная идея. Но в результате на встречу пришли люди, которые просто интересуются искусством, и ни одного студента, если не ошибаюсь. В музей Гафесчяна! Единственную, на мой взгляд, серьезную организацию, ведущую в искусстве активную деятельность на высоком уровне. Это институт международного класса и очень серьезно подходит к работе. И если в Ереване происходит что-то значимое, то именно в этом музее. Игнорировать такое заведение… Я это говорю не потому, что я там выставлялся, а вообще. Не понимаю этого. Я ожидал более активного участия и заинтересованности нашей академии и студентов. Но в любом случае мне было интересно поделиться и представить свои работы. Многие посетители выставки не представляли, через что я прошел, какой у меня был путь, и думали, что я всю жизнь рисовал вот эти портреты с руками, и кроме этого у меня ничего не было. На самом деле у меня достаточно длинный путь. Больше 30 лет опыта рисования маслом.

ПРО НАЧАЛО И РОДИТЕЛЕЙ

Ну да, я родился с этим (с умением рисовать – А.Ш.). Сначала, в два-три года, делал всякие коллажи, скульптуры лепил, а когда мама мыла посуду, делал из нее всякие инсталляции. А потом папа начал показывать мне старых мастеров (у родителей была большая библиотека) – голландцев, Возрождения и других. Тогда я, как и все дети, рисовал карандашами и акварелью и жаловался папе, что не могу получить тот же цвет или свет, как у Рембрандта. Он объяснил, что Рембрандт писал маслом. И я захотел масляные краски, которые у меня появились в пять лет, “Ленинград” назывались. А кистей хороших не было, и папа делал их сам из моих же волос.
Моя мама пианистка, а папа – инженер по образованию, но гораздо более творческий человек, чем многие художники и музыканты. Он увлекается философией, прекрасно знает классическую музыку. Ее различные исполнения мы подробно обсуждали. Вообще мне предоставлялась полная информация по всем вопросам.

ПРО МИРООЩУЩЕНИЕ

У меня нет ощущения, что я вырос. Я очень молодо чувствую себя и многие вещи переживаю так же наивно, искренне и чисто, как в детстве. Меня легко обмануть, потому что я верю всему. Знакомясь с кем-то, я думаю, что это самый лучший, самый чистый человек. Бывают, конечно, разочарования, но не тяжелые. Но в искусстве я хочу постоянно расти, двигаться вперед. Это мой ключ, который дает силы. У меня никогда не бывает ощущения “уау, мне это удалось!” Это, думаю, из детства. Когда поднялся весь этот шум вокруг меня, пошли журналы тоннами (когда мне было 11-12 лет, только на обложке “Огонька” я и мои работы появлялись два раза), многочисленные стипендии, и Ленинская в том числе, я зарабатывал очень много, около 800 рублей. Это было намного больше, чем получали родители. У меня все хорошо было с детства. И когда я спрашивал папу, на самом ли деле я такой хороший художник, он отвечал: “Ну, смотря с кем сравнивать. Если с нашим соседом, ты обалденный, но открой книги, посмотри на работы великих художников и определи, где ты находишься”. Так что у меня этот баланс был. Чистое искусство для меня – это классики, такие, как Рафаэль, да Винчи, Рембрандт и еще около тридцати художников, современных в том числе.

ПРО СУТЬ

В течение последних 10 лет я хотел упростить свое искусство. Я заметил, что художники, не зная, что сказать, часто усложняют свои картины, заполняя холст множеством деталей и закрученным сюжетом – формами, объектами, цветами. Способ заполнения пространства становится их почерком. А у меня возникло желание освободиться от всего лишнего, очистить холст полностью и сконцентрироваться на самом основном и простом. На чем взгляд концентрируется в первую очередь, если изображены, допустим, пейзаж и две фигуры человека? На лице, а затем – руках. Они максимально передают эмоцию, информацию. Вот на этом буду концентрироваться и я. На сути, игнорируя второстепенное.

ПРО ИЛЛЮЗИЮ РЕАЛЬНОСТИ

Избавившись от заполнения холста, я пришел к более реалистичной живописи. Потом понял, что меня больше интересует моя реальность и мое видение, а не реализм. И я хотел рисовать именно иллюзию реальности. Я не согласен, когда мои картины называют реалистичными, потому что нигде на улице мы не встретим человека с таким лицом и руками. Сфотографировать такое невозможно. Того, что я рисую, не существует. Это манипуляция реальностью. Голландцы тоже рисовали в реализме, но это не было гиперреализмом. Даже во время Возрождения люди приблизились к реализму, но это все его иллюзия. Можно говорить о техничности исполнения, но не сюжетов. У меня более современная техника, в духе нынешнего времени. Для меня это очень важно, кстати, потому что я считаю, что искусство отображает именно сегодняшнюю реальность, и мне важно, чтобы это было именно сегодня, не вчера, не завтра. Даже когда делаешь портрет.

ПРО НЬЮ-ЙОРК

Мое внутреннее, человеческое становление произошло в Европе. Но Нью-Йорк, где я живу всего семь лет, это место, которое подстегивает меня постоянно, это место, где мне хочется спать, есть, жить, творить и вообще делать много чего. И куда бы я ни уезжал, я счастлив вернуться. Когда вижу скайлайн Нью-Йорка, я чувствую, что я дома и все у меня снова забурлило.

ПРО ЮАР

Это вообще очень эмоциональное место, самое плохое и самое хорошее рядом уживаются. Я преподавал в школе в Соуэто. Во времена апартеида здесь было гетто для чернокожего населения, а теперь это поселение с особой субкультурой, жаргоном и со своими правилами. Сейчас это место вошло в состав Йоханнесбурга. Но если Йоханнесбург – это современный дорогой город, сравнимый с Чикаго или Атлантой, то Соуэто – это глубокая Африка с картонными домиками два на два, где нет ни одной заасфальтированной улицы, канализации, магазина или ресторана. Это невероятно опасное место, где жизнь человека ничего не стоит. В моем классе было человек 40. Я, по-моему, единственный раз в жизни почувствовал, что кому-то приношу настоящую пользу. Сначала мое преподавание было немного странным… Студенты сидели с рюкзаками за спиной, чтобы поскорее смотаться, когда я отвернусь. Африканцы очень ленивые, у них нет чувства времени. Если урок начинается в девять, первый студент проходит мимо дверей класса в 10.30. Африканское время – это не легенда, это правда. Но потом все изменилось. Через неделю после начала уроков я понял, что они будут не об искусстве, а о жизненном опыте. Мы сидели и днями общались. Они впитывали, как губка, вытягивали из меня все. Как будто подключились к интернету, которого у них никогда не было. И я приходил домой полностью выжатый, но все равно работал, писал небольшие картины. Хотелось просто их поднять. А через шесть месяцев весь класс пешком пришел в аэропорт провожать меня. Для них – это примерно шесть с половиной часов пешего хода, босиком. Это было очень трогательно, конечно. Я был единственным человеком в их жизни, который чего-то добился и им дал эту надежду. Они живут изолированно, совершенно без будущего, не верят ни во что и заранее знают, что обречены…. И жить с этими людьми, делиться было очень эмоциональным опытом.

ПРО ФОТОШОПНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Фотография своей документальностью изменила искусство и потеснила портретный жанр, став совершенным доказательством реальности. После появления фотошопа эта функция фотографии тоже потеряла свою ценность. Сегодня, видя какое-то фото, содержание которого вызывает малейшее сомнение, человек первым делом думает: “Это фотошоп!” Я считаю, что в визуальном искусстве нельзя игнорировать этот факт. У меня постфотошопная живопись, которой я показываю, что мы живем в эпоху фотошопа, которым я не пользуюсь, но который присутствует в моем мышлении.

ПРО ПЛАН N1

С журналом Zink Magazine, конкурентом Vogue в Америке номер один, летом мы будем делать совместный проект, основная идея которого в том, что вместо фотографий на обложке модели будут нарисованы. Было несколько звезд, которых Zink Magazine не мог заполучить, потому что в Нью-Йорке существует эмбарго: нельзя помещать на обложку одного и того же человека чаще одного раза в два месяца. И идея редакции предложить не фотосессию, а рисованный портрет, оказалась успешной: на посланый запрос согласились все. Так что весной я буду работать с двумя известными персонами, чьи имена станут известны чуть позже.

ПРО ПЛАН N2

Мне бы хотелось носить на себе такой “кусок искусства”, и я начинаю линию одежды Art Wearable (искусство, которое можно носить). Она будет шиться из ткани с принтами по моим эскизам. Параллельно открываю лимитированое производство по дизайну мебели Art Usable для небольших помещений. Наши столы или стулья вполне могут служить произведением искусства. Параллельно с этим в течение года шла съемка полудокументального, полуигрового фильма об одном, 2015-м годе моей работы. Мы сотрудничаем с Артуром Балдером, потрясающим американским режиссером, обладателем многочисленных номинаций и премий. Это рассказ о моем творчестве и мировосприятии. Скорее всего, мы привезем фильм на следующий год на “Золотой абрикос”. Будь в сутках 124 часа, я бы их использовал, меня очень многое интересует. Я бы наверняка занимался архитектурой, за ней я слежу больше, чем за искусством. Сам черчу и немного строил.

ПРО МАНХЭТТЕНСКИЙ ЛОФТ

Пока у меня нет своей квартиры. Я снимаю лофт в здании Starck в Нижнем Манхэттене. Это уникальное здание, которое перестроили несколько лет назад по проекту архитектора и дизайнера Филиппа Старка. Перегородок в лофте нет, и даже спальня практически никак не отделена. 200 квадратов открытого пространства и дизайнерская мебель.

ПРО БУДУЩИЙ ДОМ

Это будет суперсовременный минималистичный дом где-нибудь под Ереваном, в котором хотелось бы проводить месяца три в году.

ПРО ЕРЕВАН И ЕЩЕ РАЗ ПРО НЬЮ-ЙОРК

Там одна энергия, здесь – совсем другая. Этот контраст мне нравится. В Ереване время медленное, никто никуда не спешит. И хотя все тут думают, что все гоняют на своих машинах, на самом деле все ползет. У меня даже чувство, что работа сердца замедляется. Тут у меня идет разгрузка и накопление душевного тепла – от родных, друзей, от лаваша, сыра и т. д. В Нью-Йорке сильна творческая энергетика, все действуют. Когда я проезжаю по городу в три ночи, там все бурлит, кипит, происходит десять тысяч вещей одновременно, и я не могу спать. Все время ощущение, что если ты сейчас заснешь, то пропустишь что-то, и надо выбрать, какие менее важные вещи ты готов пропустить. Такие взаимодополняемые места для меня.

ПРО ПОПУЛЯРНОСТЬ

В каждом сидит маленький Нарцисс, наверное. Думаю, что у меня это минимально. Какие-то вещи, безусловно, приятны. Я всю жизнь много трудился, и путь был длинным. Я все еще не считаю, что я где-то там (глазами показывает наверх – А.Ш.)… Мне кажется, что я в начале своего пути. Я не использовал свой потенциал художника. Спрос на меня сейчас так вырос, что я не успеваю работать. Для меня важен не Фейсбук или Твиттер, а люди, которые на самом деле желают иметь мои работы. И это не просто люди с деньгами, которые слышали мое имя, а серьезные коллекционеры, хорошо понимающие в искусстве, которым нравятся мои работы. Они еще не воспринимаются как инвестиция: я еще молод для этого.

В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.