Интервью / Асмик Шамцян
Фото / архив Рубена Арутчьяна

18 июня исполнилось 70 лет Рубену Арутчьяну  – художнику, дизайнеру и архитектору. Люди, стоящие близко к искусству, знают его как великолепного художника в настоящем, патриотично мыслящего дизайнера в не столь далеком прошлом и талантливого архитектора в довольно далеком прошлом. Последние сорок лет, по его собственному признанию, он остается верен только живописи, все остальное было данью временным, хотя и сильным увлечением.  Рубен Арутчьян происходит из известнейшей семьи. Его дядя Микаэл Арутчьян, кроме учебы в Парижской художественной академии знаменитого Джакомо Колоросси, где учился и Модильяни, овладел также юридическими науками в Берлине. Работал сценографом в театрах Москвы, Саратова, сражался в рядах дивизии Гая. Отец, Сергей Арутчьян, занимался книжным оформлением, театральным искусством, кино, живописью, политическими плакатами, шаржами, карикатурами. Рубен же, наследовав талант живописца, освоил также мастерство архитектора и дизайнера, но со временем понял, что живопись – это единственное, что ему по-настоящему близко. Однако от дизайнерского прошлого стране остались государственного значения символы – гербы Шуши, Министерства обороны Армении и Арцаха, а также эскизы 50-тысячной купюры армянской национальной валюты и некоторых юбилейных монет и медалей.

А 17 сентября в Национальном центе эстетики им. Г. Игитяна состоится выставка Рубена Арутчьяна.

Рубен Сергеевич, расскажите, пожалуйста, о своем путешествии в треугольнике живопись-архитектура-дизайн.

Рисовать я начал очень рано, готовился стать художником и учился в училище Терлемезяна. Потрясающее место, где преподавали знаменитые художники, которым я очень благодарен. Мой папа – Сергей Арутчьян – известнейший человек, был театральным художником, карикатуристом. Запах красок я помню до сих пор. Это что-то волшебное! Может, это тоже сыграло какую-то роль в моей жизни. Учился я всегда хорошо.

И сейчас, будучи преподавателем, я не понимаю, как можно учиться плохо, тем более если учеба платная. Как-то я сказал, что не люблю непрофессионалов. Не важно, что они окончили. Геворг Эмин окончил Политехнический, а стал писателем. А Корбюзье вообще ничего не оканчивал. Ну и что? Это великий архитектор, предугадавший абсолютно все. Например, пластику нового материала – бетона.  

Из архитектуры я ушел рано. Я не мог бы там задержаться из-за склада своего характера. Просто понял, что моих проектов не будет, а если будут исполнены в материале, то в таком качестве, что стыдно будет говорить, что это моя работа. Если я плохой художник, то не покажу мою картину никому или, на худой конец, порву. Я хозяин моего «продукта». В архитектуре такого нет. И вот уже около 40 лет я занимаюсь только живописью.

Но вопрос возникает, почему я пошел туда? Мой папа убедил меня, и я ему так благодарен, что получил именно это образование! После всеобъемлющего образования в училище Терлемезяна я должен был пойти в Художественно-театральный институт, но мне это было уже не интересно. А архитектура помогла стать и дизайнером. Мне доставляет удовольствие придумывать какой-нибудь знак, которых я сделал для Армении немало. Я считаю, художник, даже получивший хорошее образование, не быть дизайнером не может.

A быть дизайнером без архитектурного образования?

Я считаю, что это сложно. Что такое дизайн вообще? Это проектирование абсолютно всего, что нас окружает, начиная от одежды и заканчивая местами, где мы бываем, на чем сидим и т. д. Например, архитектурное проектирование на Западе называется архитектурный дизайн.

То есть избавить город от пыли – это тоже дизайнерский проект, я считаю.  В Советском Союзе на архитектора учились шесть лет. Мы проходили неимоверное количество предметов, все, кроме химии, наверное. Мы знали практически все. Я учился целый день и только в субботу вечером мог выйти погулять. Архитектурное образование для дизайнера – это такая подмога!

А почему вы так заметно склоняетесь в сторону государственной символики? Гербы, купюры, знаки вооруженных сил…

Да нет, я заметно склоняюсь в сторону живописи (смеется). У меня всегда было сильное тяготение именно к графическому дизайну, потому что в нем есть идейная задача, которая меня всегда увлекает. Я ужасный сторонник наличия Арарата на всех моих знаках. Он никогда не надоест. Но надоест, когда будет с нами (смеется).  Я его обыгрываю постоянно. Почему Арарат? Потому что ну как я могу обозначить мою страну? Вот двумя штрихами. У многих стран есть свои символы. Даже символ Еревана сложно вспомнить.

 

 

 

 

 

С Москвой легко. Спасская башня – это Москва. А у нас? Площадь? Она не поддается дизайну. Ну, может, обелиск Джима Петровича Торосяна на Монументе. Ну правда, я не знаю другого символа Армении. Я для себя навсегда решил, если дело очень армянское, то эта гора останется с нами надолго.

А  какая идея доминировала, когда вы придумывали 50-тысячную купюру?

О, это моя гордость. Я все сделал в классике. Ничего супернового, впрочем, там не было. Задание давалось в год 1700-летия принятия Арменией христианства, и я подумал: «А что у нас вообще? С чем мы можем предстать?» Церковь, хачкар, Трдат. Все это я использовал в эскизе. Купюры печатались в Германии, и я наблюдалза всем процессом. Это было очень интересно. Я хотел понять, как печатаются деньги. Теперь я это знаю. А новые знания – это то, что меня привлекает в любом деле. Я все время учусь. Я научился архитектурным и дизайнерским компьютерным программам. Правда, моя жена очень помогла. И научился не в тридцать лет, тогда еще не было компьютерного, графического дизайна. Компьютер – это просто инструмент вроде ручки.

Я знаю, что для написания портрета вы должны быть расположены к человеку. Что дает вам соблюдение этого условия?

Мне не интересно писать людей, которые мне не нравятся. И не только с людьми. Недавно нарисовал букет сирени. Ну, цветы, это вообще не мое. Я их лет пятьдесят не рисовал, а тут на тебе! Будто попал в детство. Друзей моих могу написать. Вот Ашот – это отдельная история (Ашот Газазян – журналист, писатель, публицист – А. Ш.), поэтому я и сделал его портрет.

Ему не нравится, потому что он получился не таким, каким он сам себя видит и представляет. А я его сделал монументальным. Так мне захотелось – вознести его к небесам. Не буквально, конечно (улыбается).

А что вам в людях нравится?

Нравится – честность, не нравится – лживость. Не нравятся очень правильные лица. Мое – это характерная внешность. Не Мэрилин Монро, а Анук Эме. Во внешности Монро зацепиться не за что, скользишь, а в Эме зацепки есть. 

Вы были главным художником Еревана. Что вы вынесли из этой должности?

Перед вами сидит человек, который дважды был главным художником Еревана. Но я дал себе обещание не быть больше ни на каких должностях. Я не человек системы. Мне осталось не так много, хочу только рисовать. Я общественный человек, но не чиновник. Впервые я занял эту должность в конце 80-х. На самом деле там нечего было делать. Зарождающийся псевдокапитализм, как и сейчас – что-то хотели, там, маленькую рекламу, еще что-то.

Если это не мешало городу – я разрешал, мешало – я ставил запрет, кто бы там ни был. Вот это  меня и погубило и в первый, и во второй раз. Мне не нравилось, что я не могу  ничего делать. Это гиблый вариант. Нужно либо что-то разрешать, либо запрещать. Я был чиновником. Я запретил две рекламы в городе – одну напротив Матенадарана, вторую – перед роддомом на проспекте, которые заслоняли все. Чем и горжусь.

Как вы смотрите сейчас на нашу архитектурную действительность?

Очень положительно.

Вы единственный, кто выражает такое мнение.

Да, мне всегда это говорят. А что, нужно было оставить это крысятник за лимонадным заводом, вместо которого сейчас Северный проспект? Я удивляюсь духу Нарека (Нарек Саркисян, на тот момент главный архитектор Еревана – А.Ш.). Я не его друг, если что. Но кто-то должен был взять и сделать? Вы не чувствуете, что уровень поднялся? Сейчас мне не стыдно по центру гулять, как раньше. Это время такое. Ну что, наброситься сейчас на Нарека всей нацией? И что?

Давайте уточним. Вам это нравится как факт развития города или нравится эстетически?

Знаете, у нас города не было. Таманян, которого я не только уважаю, но и обожаю, приписал нам историю, легенду старого города. Вы понимаете, я о чем? У нас осталась архитектура 60-х годов,  которую, слава богу, никто еще не рушит – Дом специалистов с налетом конструктивизма, Дом пионеров – модерн 30-х. У нас многостилевой город, а значит, у нас есть культурные слои. И это останется. 

Рубен Сергеевич, в какой степени вы ощущаете на себе влияние ваших знаменитых родственников?

Во мне потрясающее чувство ответственности, уровень которого я не могу даже обозначить. Если бы я был плохим… Мне кажется, я даже лучше них. Я ощущаю, что сделал больше. Я сделал очень много за те же годы жизни. Мой дядя скончался раньше отца, который прожил 74 года. Я приближаюсь к этой цифре.  Я ответственен за них.

Хотели бы открыть свою картинную галерею?

Ой, нет! Для этого нужны суммы, которыми я не располагаю. Галерея сама по себе – это институт, организация, которая занимается раскруткой художников, тратит на это деньги, открывает выставки в других городах. А что тут происходит от имени галерей? Ничего! У нас галерея – это магазин по продаже произведений искусства, который берет какие-то проценты. А зачем покупателю платить больше, если он может напрямую купить у художника? 

Когда планируете вашу выставку?

17-го сентября. В Национальном центре эстетики им. Игитяна. Дай бог, чтобы она была не последняя.

В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.