Интервью / Асмик Шамцян
Фото / архив Арсена Меграбяна
Окончил Хореографическое училище в Ереване у Рубена Тонояна и засл. арт. Норайра Меграбяна в 1998 г. Затем продолжил свое образование в Гамбургской балетной школе под руководством Джона Ноймайера, а в 2000 году присоединился к Гамбургской балетной труппе. Спустя два года он стал солистом. В 2009-м Арсен перешел в Цюрихский балет также в качестве солиста. Он проработал там до 2011 года и затем стал премьером Королевского балета Швеции. Арсен является лауреатом шести конкурсов, в том числе обладатель Гран-при международного конкурса в Варне, Болгария (2002) и специального приза жюри на конкурсе в Нагойя, Япония (2005).
При всем богатстве армянского культурного наследия серьезно говорить об армянском балете сегодня не приходится. Самые громкие, всемирно известные имена — Вануш Ханамирян, Вилен Галстян, Норайр Меграбян, Максим Мартиросян – составили галерею славы, а на смену им, кажется, так никто и не пришел. Однако не может остаться незамеченной другая, и очень серьезная, тенденция. Среди громких балетных имен Запада звучат армянские имена. Около пятидесяти учеников хореографического колледжа сегодня солируют в лучших балетах Европы и Америки. Один из таких талантов – Арсен Меграбян, премьер Королевского балета Швеции, гость номера.
Арсен, расскажите, пожалуйста, как вам удалось попасть в лучшие европейские балетные театры?
Я учился в Ереванской хореографической школе (сегодня она называется колледжем) семь лет. Это было очень интересное время, потому что перед нами, молодыми танцорами, открылись совершенно новые перспективы в виде участия в различных международных конкурсах. В то время директором школы была Тереза Григорян, благодаря которой, собственно говоря, мы и получили эту возможность. В 97-м году я прошел отборочный тур в Москве и представил Армению в детско-юношеском хореографическом конкурсе в Швейцарии. Я дошел до финала, и в качестве вознаграждения получил либо возможность дальнейшего обучения в одной из европейских школ, либо денежный приз. Тогда мне было 14 лет, и вместе с моим учителем Рубеном Тонояном мы выбрали, конечно же, учебу. Это была Гамбургская балетная школа, директором которой был известнейший хореограф Джон Ноймайер – создатель и руководитель Гамбургского балета. Кроме Ноймаейра мне преподавали такие профессионалы, как Радик Зарипов и Ирина Якобсон. После окончания школы в 2000-м году мне предложили работать в Гамбургском балете, где я танцевал девять лет.
Через три года я получил звание солиста. За это время я прошел большой путь, многому научился, понял, что такое танец – насколько он интересен, глубок, разнообразен. Я узнал про стили и мышление танца, различные мировоззрения, хореографов, изучил русскую, французскую и американскую школы. Мне повезло учиться у прекрасных специалистов, и было интересно наблюдать их сотрудничество, уважение друг к другу. Они дали нам, танцорам, развернутое представление обо всем. Например, американские хореографы ставят все быстро, у них стремительная техника и определить их танцовщиков очень легко. Эту систему создал Джордж Баланчин, ученик русской, кстати, школы. У французов все очень остро, утонченно, изящно, со вкусом, а танцоры особенные, элегантные. У них большая школа, с традициями. Русский балет больше тяготеет к академизму.
А что было после Гамбурга?
В 2009 году я решил уехать оттуда, подписав контракт с Цюрихским балетом. Там учились и работали мои друзья – Тигран Микаэлян, Давид Карапетян, Ваге Мартиросян, Арман Григорян. Мне ужасно хотелось создать вместе с ними какой-нибудь проект, который мы привезем в Армению.
Вы говорите о “Сильных чувствах“?
Да. Они мои друзья детства, и нам всем хотелось вернуться домой уже с чем-то своим. И мы создали проект “Сильные чувства”, с которым выступали в театре оперы и балета в 2007, 2008 и 2011 годах.
А вы или ваши друзья готовы вернуться в Армению и основать современную школу армянского балета?
Для нас здесь нет возможности работать. И вопрос оплаты стоит не на последнем месте.
Кто повлиял в большей степени на ваше становление?
Конечно, Ноймайер! Он не только хореограф, он – Артист! За годы обучения я взял от него все и по максимуму. Но всегда приходит время уходить. В Цюрихе под меня были поставлены два спектакля – “Жар-птица” Стравинского и абстрактный балет “Интимные письма”. Спустя два года я понял, что этот этап жизни тоже окончен. В Цюрихском балете произошла смена руководства с последующим изменением репертуара. Я нашел, что это не для меня, поскольку все нужно было начинать сначала. И мое решение поехать в Стокгольм было немного неожиданным и для меня: я никогда не думал о Скандинавии. Но именно это и повлияло на мое решение. Так, в 2011 году я начал танцевать в Королевском балете Швеции. Это театр с серьезными традициями, один из самых старых в мире. Впервые балетная труппа Швеции была основана в 1773 году при Шведской королевской опере в Стокгольме, а с середины XIX в. стала называться Королевским балетом. Шведы – большие поклонники балета с серьезными культурными традициями. На премьерах обычно присутствует король.
А что значит быть солистом в Королевском театре Швеции? Какие у вас привилегии и какие обязанности?
В обязанности входит определенное количество спектаклей. В год театр дает примерно 90 или 100 спектаклей, я занят в 45. Привилегий особых нет на самом деле, но мои сольные репетиции с хореографом или балетмейстером предполагают отдельный репетиционный зал. Ты лидер, на спектакле за тобой танцует сорок человек, и ты не имеешь права на ошибку, ты должен быть лучшим. В действительности это и есть настоящая привилегия.
А какие взаимоотношения в труппе?
В обычное время нормальные, доброжелательные. Но все обостряется во время премьер, которых по контракту в год три или четыре. Директор театра приглашает для этого хореографа, который производит отбор среди труппы. Он может либо принять, либо не принять тебя. И вот тогда начинается конкуренция между артистами театра, которая не всегда носит конструктивный характер. Впрочем, это нормальное для всех театров явление.
Нуреев, например, считал, что звезда — тот, кто танцует лучше всех. И во Франции говорят: “Звезде не нужен прожектор. Ее не надо освещать”. Как вы относитесь к звездности и что это для вас?
Я не считаю себя звездой. Я делаю свою работу хорошо потому, что люблю ее. Меня уважают, самое главное. А что касается слов Нуреева, то в его времена таких хороших танцоров было не так много, поэтому на тот момент его слова были оправданны. А сейчас много действительно хороших артистов балета, и говорить о лучшем очень сложно.
Давайте вернемся к армянскому балету. Часто с сожалением приходишь к выводу, что балет не для армян. Но вот в связи с европейским или американским балетом армянские имена звучат, и их не так мало – около полусотни, причем это солисты в лучших театрах мира. В чем тут проблема?
Ну что значит балет не для армян? Если у нас есть специальное учебное заведение, танцовщики и желание танцевать, то возможно и хорошее качество. Я нахожу, что армянскому балету нужны перемены, чтобы начать развиваться. Он основан на русской классической школе и сегодня стоит на месте, поэтому наши танцоры уходят из армянского балета и начинают расти на другой, более благодатной почве.
В Европе и Америке работают по методике, которая задействует другие группы мышц, придает иную пластику и вообще меняет всю систему движений танца. То есть вопрос в методике преподавания, а это, к сожалению, самое слабое звено армянского балета. Необходимо объяснять детям в деталях, зачем нужно делать именно это движение, что оно дает, раскрывать философию танца. А у нас почти все основано на силе тела, технике и демонстрации каких-то физических возможностей. Балет гораздо тоньше и нежнее…
А почему только парни достигают успеха в балете, а не девушки? …
Во времена моей учебы в Ереване у мальчиков было больше стремления чего-то достигнуть, чем у девочек. Среди мальчиков была конкуренция, мы хотели быть лучше, участвовать в конкурсах, в отличие от девочек. Одна или две танцевали в ереванских постановках, но у них дальше этого дело не шло. Не могу дать более точного ответа.
… И почему выбор падает на Европу или Америку и почти никогда – на Россию?
В российских театрах обычно очень большие труппы – по двести-триста человек, и пробиться через эту “толщу” довольно затруднительно. Для этого нужно там учиться и жить. А в Европе – около сорока или пятидесяти. Разница очевидна.
Про женский короткий балетный век сказано вроде все. А что с мужским? Так же короток? И что потом?
Ну да, 40-42 года – и все, пенсия. А потом… Все зависит от вашего желания. Если хотите остаться в балете, то можно преподавать, или стать балетмейстером, или основать собственную школу танца. А кто-то ждет конца карьеры, чтобы начать делать что-нибудь принципиально иное вплоть до работы в каком-нибудь магазине. Рынок танца на самом деле велик. Мне, например, нравится работать в театре. Мои собственные планы на будущее меняются весьма быстро.
Какова изнанка балетной жизни?
Тяжелая физическая работа с десяти до пяти каждый день, это травмы, пот и другие неромантичные вещи. Но вот ты выходишь на сцену и забываешь обо всем.
А как питаетесь? Ведь не как птички, согласно существущим легендам?! Такой тяжелый физический труд требует же более, чем листик салата и кусочек яблока?!
У всех по-разному, но я питаюсь нормально. В моем рационе присутствует практически все, а когда я на отдыхе, то просто ем небольшими порциями.
Вы говорите себе что-нибудь перед выходом на сцену? Есть ли у вас талисман?
Нет, ничего такого у меня нет. Просто перед выходом на сцену мне нужно уйти в себя, сконцентрироваться. Вот и все.
Есть в планах какие-то новые проекты?
В 2015 году я намерен сделать проект, посвященный 100-летию Геноцида. Это одноактный балет “Аршил Горки”, и на данный момент он готов лишь частично. Конечно, мне бы хотелось организовать премьеру в Ереване, но окончательного решения еще нет.
А если не балет, то что могло бы быть?
Мне очень нравится заниматься организацией различных перформансов, проектов.
У вас же был опыт постановки шоу – для нашего участника конкурса молодых танцоров “Евровидение“ Ваагна Маргаряна. Расскажите, пожалуйста, об этом.
На конкурсе нужно было показать шоу, основанное на модерне. Мы поставили довольно хороший номер Blind alley (“Тупик”), правда, не вышли в финал. Это был для меня эксперимент современный танец с классическими элементами. Я внес в постановку элемент народности – дудук, а музыку по моей просьбе написал мой друг, солист Гамбургского балета Отт Бубеничек, пишущий музыку для современных хореографов. Ваагн Маргарян показал максимум, на который он был способен на тот момент. Он учился народным танцам всю жизнь и лишь год – балету. У меня было всего два дня на постановку, я прилетел в Ереван в перерыве между выступлениями. Ожидать первого места было бы наивно, откровенно говоря, но, повторяю, Ваагн выступил хорошо.
Что составляет на данный момент вашу гордость?
Самая серьезная роль в моей карьере – Онегин, которого я станцевал буквально на днях. Я очень рад, что смог дорасти до этой высоты. Это очень приятно, когда хореографы выбирают тебя для такой серьезной роли. В такие моменты чувствуешь, что чего-то достиг. Конечно, в моем репертуаре много ролей – “Щелкунчик” (почти обязательный к исполнению), “Баядерка”, современные постановки, но “Онегин” выделяется, поскольку имеет всего лишь одну хореографию, которую делал Джон Крэнко еще в 1965-м году. Словом, это настолько почетно, что после этого можно оставить балет (смеется). Хотя есть еще, к примеру, “Дон Кихот”, “Корсар” или некоторые современные спектакли, которые мне бы хотелось станцевать.
Интервью: 09/2014
В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.
