Интервью / Асмик Шамцян
Фото / архив Степана Шакаряна
Степан Шакарян
Родился 23 октября 1935 в г. Баку.
В 1964 г. окончил Ленинградскую консерваторию. В 1956-1958 гг..– обучался композиции у А. Хачатуряна.
В 1965-1966 гг.. – основатель и
руководитель джаз-октета “Юность”
В 1986-1990 гг.. – основатель и
руководитель Государственного
джаз-ансамбля солистов радио
и телевидения Армении и России. Автор множества симфоний, симфонических поем, увертюр, двух балетов, джазовых композиций.
Встречи с интеллигентами старой закваски несут в себе кроме бессовестно увлекательного общения с людьми совершенно иной породы еще и ощутимую грусть, когда ты понимаешь, что это – уходящая натура. Еще немного, и таких людей будет уже не встретить. Композитор и пианист Степан Шакарян – один из таких. Он в равно степени известен и весьма почитаем любителями как классической, так и джазовой музыки. Его учитель Арам Хачатурян не раз говорил ему, что у него два сердца: одно – нормальное, другое – джазовое. На его счету больше сотни джазовых композиций, которые весьма активно представлены в репертуаре многих джазовых коллективов и часто звучат в эфире. Наш разговор длится примерно два часа, за это время мы со Степаном Григорьевичем успеваем поговорить не только о музыке, но и на тему “все и всё произошли от армян”, к которой наш гость питает особую слабость. Мое незнание некоторых деталей этой точки зрения вызывало в нем искреннее сожаление и даже жалость ко мне. Милейший человек, он всплескивал руками и приговаривал с непередаваемой интонацией: “Вай, азиз джан, ты этого не знала?” Я стыдилась и чувствовала себя непатриотичной. Степан Григорьевич человек с незаурядным чувством юмора, даже когда рассуждает о вещах совсем не веселых. По собственному признанию, не любит фальшивые ноты, а также фальшивую игру во всех смыслах этого слова.
Степан Григорьевич, можете ли вы вспомнить свое первое детское впечатление, связанное с музыкой?
Я помню, когда после обеда в детском саду у нас начинался мертвый час, я потихоньку вставал с постели и шел в музыкальную комнату, где стояло пианино. Там я начинал играть… Неумело, но с большим чувством. Я не мог отойти от инструмента… Понимаете, я против образования, вот в чем дело. Я за самообразование.
Почему?
В музыке это очень важно. Потому что музыка – это вот сюда (показывает на уши и на сердце), а многие преподают вот сюда (показывает на голову). Путь только такой – от ушей к сердцу. Я понял, что эта система преподавания – в голову – убивает на корню музыку.
Есть талантливые музыканты, которые считают: все от Бога, другие говорят: “Я сделал себя сам”. Вам какое мнение ближе?
Великие люди – Бах, Моцарт, Бетховен – достигли этих высот самообразованием. Конечно, у них дар, данный Богом. Но без самообразования и интереса к музыке, этого магнитного притяжения, не было бы ничего из того, что нас сегодня так восхищает. Недавно смотрел передачу, в которой услышал фразу, зацепившую меня: “Главное – не знание, а понимание”. Ребенок должен самостоятельно выйти на свой путь. Конечно, педагог может консультировать и направлять ребенка, но не может знать всех тонкостей его характера и мышления. Он не может научить его потому, что у каждого есть индивидуальное начало, присущее только ему. Не зная этого, педагог может навредить. Конечно, всякому “новорожденному” следует помогать, держать его за руку, а дальше нужно отпустить.
Но ведь вы же учились у таких корифеев, как Шостакович и Хачатурян.
Нет, у Шостаковича я не учился, это, скорей, можно назвать общением. Я учился в Москве у Хачатуряна. В какой то момент Арам Ильич начал интенсивно гастролировать. В это время я чувствовал себя осиротевшим. Он почувствовал это и помог мне, написав несколько писем ректору Ленинградской консерватории и декану композиторского факультета, в которых дал мне довольно высокую оценку. И когда меня приняли и послушали, то сказали, что я мог бы приехать и без рекомендательных писем. Хочу сказать, я достаточно активно занимался самообразованием и лишь спустя некоторое время попал к своим учителям.
Что досталось вам от них в наследство?
Арама Ильича я очень почитаю. У него была масштабная интуиция в отношении всего. Я вам образно скажу. Когда мы летите на самолете и смотрите на землю, вы охватываете взглядом огромную площадь. Вот такая у Хачатуряна и интуиция. Он гениальный человек. Его музыка – самая добрая в мире, при том, что он прошел жестокую жизнь. Он мне очень многое рассказывал о себе. Часто после уроков он брал меня с собой – на радио, в Союз композиторов, к себе домой. Я никогда не забуду одну вещь. Однажды приходим мы в Союз, заходим в приемную Тихона Хренникова и видим, что там сидит Дмитрий Шостакович и скромно ждет, пока тот его примет. Видно, что долго ждет. Арам Ильич спрашивает его: “Дима, что ты здесь сидишь?” А тот отвечает: “Да вот Тихон Николаевич велел подождать”. Представляете, как можно было так поступить с гениальным Шостаковичем?! И вот Арам Ильич обнял его, как ребенка, подвел к двери кабинета Хренникова и буквально ногой открыл дверь… Вот какой был Хачатурян. Редко кто был способен на такие акции, особенно по тем временам. Так что я учился не только музыке…
Пишете ли вы музыку сейчас?
Писать и откладывать в сторону как-то мне надоело. У меня очень много произведений, которые не исполнялись. Конечно, кому это нужно?! Понимаете, нет защищенности. У нас есть министерство культуры, которое не занимается культурой. Знаете, как я его называю? Министерство по делам невмешательства в дела культуры. У нас есть Союз композиторов… Несуществующих композиторов. Союз, он же должен всех объединять, а не наоборот. Как французский Людовик XIV: “Государство – это я!” Я давно состоялся и как человек, и как музыкант, хочется быть нужным своему отечеству. Видите ли, я живу в Армении, но не востребован в достаточной степени. Например, великий Эррол Гарнер не знал нот, но какой гениальный музыкант! Причем все его братья и сестры знали ноты. Благодаря продюсеру, увидевшему в нем в том числе и большую финансовую выгоду, о нем узнал весь мир. Ведь сам Гарнер в жизни был как ребенок. Но стоило ему сесть за фортепиано, как он становился огромной величиной. Это был его мир, его природа. И вот спрашивается, родись он в Армении, чего бы он достиг? …Когда Уильяма Сарояна спросили, какие у него впечатления от пребывания в Армении, он ответил, что все замечательно, только… ничто не на своем месте.
Какова, на ваш взгляд, ситуация в современной музыкальной культуре?
Мне бы хотелось начать с небольшого предисловия. Искусство исторически складывается из трех факторов: традиций, преемственности и новаторства. При отсутствии хотя бы одного из них искусство проигрывает. У нас не работают традиции. Нет государственного подхода и понимания. Нет закваски, как говорится. Если это предисловие объясняет мое представление о нынешнем состоянии культуры…
Ладно, а есть музыканты, которых вы могли бы выделить?
Пусть не сочтут за высокомерие, но я не вижу таких музыкантов. Конечно, есть люди, которые профессионально играют… Но у нас отсутствуют те три фактора, о которых я сказал выше. У нас не пропагандируют музыку. Более того, наряду с Бетховеном надо играть Саркисяна, Петросяна, условно говоря. Это надо делать для того, чтобы они подтянулись под мировую традицию. Конечно, это субъективное мнение.
Вам не кажется, что современные джазовые музыканты уже совсем другие?
Они никакие. Я говорю о тех, чью игру я слышу повсюду в городе. Мне это не нравится, потому что не вижу в этом наших традиций и преемственности, не говоря уж о новаторстве. Они играют стандарты, трафаретные импровизации, в которых нет индивидуальности. Есть, конечно, причины, объясняющие все. У нас финансирование на нуле, музыку не заказывают, композиторы молчат. В 86-м году я был в Венгрии и подружился с председателем их Союза композиторов. Он рассказал мне об их организации музыкального “производства”. Государство финансировало композиторов, поскольку те не имели права где-либо еще работать. Сиди и пиши музыку. Если она чего-то стоила, за нее давали гонорар. И получается, что, если ты чего-то стоишь как музыкант и композитор, то ты можешь вполне хорошо жить. Вот это я называю защитой культуры. А что у нас? Я профессор консерватории и получаю 53 тысячи.
Да, это убийственная политика.
И получается, что у нас нет этого естественного отбора. Вместо него – противоестественный отбор. Я, может, затрагиваю государственную политику, но мне хочется чувствовать себя защищенным. Хочется, чтобы культура была защищена. Без этого мы превратимся в отсталую страну. Нацию определяет культура. А без нее она превращается в племя.
В свете всего сказанного…Чему вы учите своих студентов в первую очередь?
Знаете, многие просто не туда пошли учиться, не в тот подъезд зашли, как говорится. Многие родители в своем эгоизме ленятся присмотреться к ребенку, понять его устремления. Моя мама, например, хотела, чтобы я был зубным врачом или виноделом, но с детского сада я не мог отойти от пианино. Отец Генделя был цирюльником и очень хотел, чтобы его сын стал юристом, потому что это практично и прибыльно. А ребенок всегда тяготел к музыке. И что в итоге? Герцог Иоганн Адольф I оценил талант семилетнего Генделя, играющего на органе, и посоветовал отцу не препятствовать музыкальному развитию ребенка. Впоследствии Гендель получал за месяц столько, сколько его отец не заработал за всю жизнь.
Многие ругают нынешние времена за излишнюю меркантильность, дурной вкус и проч. и с тоской вспоминают советские. Сегодняшние времена вас больше радуют или пугают?
Сейчас царит полное безразличие. Трех состояний – традиций, преемственности и новаторства – нет. Но есть халтура.
Музыкальное воздействие – вещь известная. Говорить о нем излишне. Но оно может охватывать как талант композитора, так и исполнительские навыки. Что вы находите более интересным для себя лично – сочинять собственную музыку или исполнять известные произведения?
Любая музыка состоит из двух личностей – композитора и исполнителя. Во всех музыкальных учебных заведениях учат технике исполнения – как сидеть, как смычок держать, как вести себя на сцене и т. д. Но часто не учат пониманию музыки. Однажды я спросил одного преподавателя, почему не включают в программу более современную, импрессионистскую музыку. И знаете, что он мне ответил? “Это слишком сложные произведения”. Что тут на это скажешь?! Часто мою музыку неправильно исполняют. Есть миллиард способов извлечь из ноты до звук. И этот миллиард способов должен быть заложен в интеллекте, эмоциях человека. Да, музыкант играет все ноты правильно. Но… неправильно!
“Я вообще-то не очень люблю импровизации – в них растекается, исчезает музыкальная мысль”, – это сказали вы в одном из своих интервью. Мне бы хотелось, чтобы вы прокомментировали эту свою немного противоречивую мысль.
Возможно, меня не совсем правильно поняли. Я имел в виду, что импровизация не должна быть штампованной.
Позвольте, но импровизация как-то исключает саму мысль о штампах.
У вас есть здесь пианино?
Боюсь вас разочаровать, но нет.
Ну вот смотрите (играет на столе). Я могу вам сыграть импровизацию-штамп, а могу и индивидуальную импровизацию, которая является продолжением моей мысли. В джазе первооснова – тема. Все остальное должно вытекать из нее. Помню, в Ленинграде была встреча с Константином Паустовским. Он сказал гениальную фразу: “Я не боюсь быть непонятым. Я боюсь быть неправильно истолкованным”. Она феноменально точная и бьет прямо в сердцевину! Вот эта фраза, которую я сказал в том интервью, именно из этой серии. Мои мысли и чувства должны быть полезными, а не вредными.
И последний вопрос: каким вы видите развитие армянского джаза?
Я считаюсь одним из основателей армянского джаза. Когда в 64-м году я вернулся в Армению, на родину, из Ленинграда, я был рад начать работать в армянском ключе. Я делал джазовые обработки народных мотивов – ширакских, араратских, моих собственных, окрашенных национальным колоритом… Потому что, чего уж греха таить, и в Москве, и в Ленинграде любили откровенную попсу, а индивидуальное начало там не приветствовалось. Так вот, свои импровизации я писал нотами. В американском джазе после основной темы начинают ее обволакивание импровизацией. А здесь я понимал, что музыканты не смогут так. Поэтому я писал все импровизации для всех инструментов. Попытаюсь ответить на ваш вопрос. Пожалуйста, запомните эти три слова наизусть – традиции, преемственность и новаторство. Вот что главное! Это есть залог развития.
Интервью: 01/09/2013
В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.
