Интервью подготовила Асмик Шамцян
Фото Завена Хачикяна Стиль разработан Асмик Мовсесян
Мариам, почему театр Фоменко?
Дело в том, что этот театр имеет традицию ежегодно приглашать зарубежных актеров. И однажды во время встречи директор театра предложил мне выступить на их сцене с моноспектаклем. Мы послали в Москву диски с двумя постановками – «Офелия» и «Джульетта» по мотивам шекспировских пьес. Но эта тема не заинтересовала их. А на тот момент уже существовал проект «Эдит Пиаф», который и получил добро. Примерно три месяца назад началась активная подготовка к моноспектаклю «Марсель». Мы выбрали один из самых драматичных периодов жизни великой певицы, когда ее возлюбленный, боксер Марсель Сердан, погиб, и она полностью погрузилась в глубочайшую депрессию, почти в безумие, увлеклась спиритическими сеансами в надежде установить с ним какой-то контакт. С одной стороны, Пиаф понимала, что Марселя не вернуть, с другой – все время пыталась переубедить и обмануть себя в попытках вернуть то, чего уже нет. Все действие происходит в ее доме. В спектакле почти нет слов, я всего несколько раз произношу имя Марселя. Все действие построено на 12 песнях из ее репертуара и хореографии. Конечно, я не пытаюсь подражать ее голосу и манере исполнения. Песни звучат в моей интерпретации.
Кто работал вместе с вами над спектаклем?
Хореограф Арина Араратян, преподаватель по вокалу Армануш Левоновна Акопян, а постановка Акопа Казанчяна. Мизансцены построены на деталях – пианино, круглом столе, который потом превращается… не буду говорить во что – секрет. Есть старинные предметы обстановки – часы, телевизор, у которых в спектакле своя роль, а также боксерские перчатки, символизирующие Марселя Сердана. Арина Араратян поставила с ними очень интересный этюд. А в финале появляется Эйфелева башня, по которой я поднимаюсь. Этому трюку мне пришлось долго учиться. Ариша строгая и меня не жалела.
Случалось вам раньше выступать перед московской публикой?
Я впервые буду играть в Москве, и это, без преувеличения, мое самое ответственное выступление. Я не преуменьшаю значимость моих прежних работ в очень серьезных фестивалях. Но все же… Это огромная ответственность, поскольку в российской столице одна из самых избалованных и требовательных публик в мире, ну и, конечно, не последнюю роль в этой доле ответственности играет сам театр Фоменко с его репутацией. Зрителей нужно заинтересовать с первых же минут представления, вовлечь в действие, разворачивающееся на сцене, чтобы они начали смотреть и слушать тебя, а не зевать. Сложность еще больше возрастает от формата моноспектакля. Ты на сцене одна и отвечаешь за все сама.
Для такой роли требуется определенная смелость характера…
К тому времени, когда родилась идея этого спектакля, я прочитала, по-моему, все, что когда-либо было написано про Пиаф. С каждой новой книгой я открывала в ней что-то новое. В этой миниатюрной женщине таилась невероятная сила. Не каждому выпадает такая тяжелая жизнь, но и не каждый способен не только сохранить свой талант и гордость на сцене, но и продолжать улыбаться и радоваться жизни. Я поняла, что она из породы победителей, которая ни от кого не зависит. Только от любви. Что, в конце концов, ее и погубило. Все свои песни после смерти Сердана она посвятила ему, и это едва ли не лучшие ее произведения. Именно они и поддерживали ее до последних дней. С детства она была лишена родительской заботы и любви, в молодом возрасте потеряла дочь, которую, кстати, также звали Марсель, потом и любовь всей своей жизни – Марселя Сердана. Чтобы сыграть великую Пиаф, да, нужна определенная смелость. Я использовала каждую минуту, чтобы репетировать песни, танцы, читала и перечитывала книги о ней. Я шлифовала и шлифовала без конца все малейшие детали и нюансы, но все равно, волнуюсь ужасно. Ну, судить зрителю.
А какие-нибудь общие черты между нею и вами вы нашли?
Ну, до некоторой степени, конечно. Так получилось, что и в моей жизни была серьезная потеря. Но я поняла, что невозможно все время жаловаться и плакать. Нужно думать и об окружающих тебя людях, потому что от твоей слабости страдают они. В жизни может случиться все что угодно, и нужно быть готовой к ударам, как бы высокопарно это ни звучало.
А почему вы остановились на образе Пиаф?
Я люблю ее еще со школьных лет и интересовалась всем, что хоть каким-то образом было связано с этой великой женщиной. И однажды мне захотелось сделать моноспектакль, в котором было бы много песен. И папа предложил Эдит Пиаф. Сначала меня немного напугал этот выбор – из-за закрученности и надрыва ее характера. Я не была уверена в собственных силах. «Главное, – сказал тогда папа, – захотеть. Если ты найдешь в себе силы, то можно сделать почти все. Попробуй». И одновременно в театре Фоменко дали согласие на наш проект. И стало понятно, что отступать нельзя.
Ваш папа – ваш режиссер и продюсер. Как вы разделяете родственные и рабочие отношения?
Когда папа впервые поставил спектакль по пьесе Калиноски «Лунное чудовище», в котором была занята и я, то напряжение было очень велико. Я чувствовала себя больше его дочерью, а не актрисой, и часто ввязывалась в споры, в которых почему-то всегда побеждал он. Но с течением времени поняла, что на сцене я – актриса и, что самое важное, он и относится ко мне именно как к актрисе. Папа убежден, что другое отношение просто будет мешать работе.
Амбициозность от кого больше должна исходить – от режиссера или актера? Кто в кого должен больше верить?
Это одновременный процесс, направленный в обе стороны. Мне нужно обязательно верить в своего режиссера. В прошлом году мы были в Москве на мастер-классах Камы Гинкаса, и он сказал такую вещь: «Режиссер должен соблазанять актера, должен быть страстным, чтобы суметь привлечь, убедить, обмануть, в конце концов, его, чтобы тот жил только своей ролью. Одним словом, режиссер должен быть интересным человеком, иначе ничего не получится». Лично мне интересно работать с разными режиссерами, поскольку от каждого я учусь определенным вещам. Я успела поработать с Арменом Элбакяном, Вигеном Степаняном, Давидом Арутюняном, Каро Баляном, Арнольдом Швецовым из США. Но надеюсь, что у меня будут и другие предложения.
А как вы ведете себя перед выходом на сцену?
Перед спектаклем волнуюсь ужасно и даже нормально разговаривать не могу с людьми. Но коньяк не пью (смеется). Просто мне достаточно выйти на сцену, произнести первую реплику – и все проходит бесследно. Но волнение мне помогает, потому что его отсутствие указывало бы на то, что что-то не совсем в порядке.
Когда появится «Марсель» в Ереване и будет ли он включен в репертуар ТЮЗа?
Премьера этого спектакля состоится в Москве, а в Ереване я буду играть его 7 апреля в рамках фестиваля «Арммоно». Это довольно сложная постановка, поэтому не думаю, что спектакль войдет в постоянный репертуар театра.
Желаем вам удачи на московской сцене!
Вы плачете, милорд
Премьера Ереванского театра юного зрителя на сцене «Мастерской Петра Фоменко» – тот случай, когда искушенной московской публике показывают нечто, от чего она остается сидеть с открытым ртом. История страшной трагедии в жизни Эдит Пиаф рассказана без единого слова – полно и ярко. Театр крупным планом, театр неспешный и внимательный, где в качестве экшна – малейшее движение руки, поворот головы, затухание или появление улыбки. Таков спектакль «Марсель» Ереванского ТЮЗа – режиссер, председатель Союза театральный деятелей Армении Акоп Казанчян премьеру решил сыграть в Москве. Актрисе Мариам Казанчян всего 25 лет, она на редкость хрупка и, казалось бы, невыразительна – но, преображаясь в образе Эдит Пиаф, чей возлюбленный Марсель Сердан погиб в автокатастрофе, она умудряется держать внимание целого зала.
Стол с полупустой бутылкой вина и свечой. Рояль. Спиной к залу сидит девушка в простом черном платье. Худенькие плечи, склоненная голова. Долго сидит неподвижно… За это время зал успевает включить внимательность. Теперь каждое ее движение будет заметно. Мариам Казанчян взяла на себя заведомо невыполнимую задачу – петь за Эдит Пиаф. Это почти всегда обречено на провал. А ей, однако, почти удалось. Некоторые смелые ноты режут слух, но все остальное глубоко и проникновенно, как по звучанию, так и по душевной глубине.И вот она повернулась к залу. Омертвелое лицо, руки безвольно падают. Проглотила горсть таблеток, запила вином. Она движется медленно, с трудом…
И говорит только одно слово: «Марсель». И вот тогда, когда хочется услышать хоть что-то членораздельное, человеческую речь, она поет. Поет телевизору, который вдруг начинает шуметь, поет часам, чьи стрелки она переводит назад. Да, петь для Эдит Пиаф – способ дышать, говорить, жить и даже умирать. Живи Мириам Казанчян в Москве, ей бы давали роли в самых престижных театрах. Она справилась со сложнейшей задачей.
Определенные постановочные ошибки – перегиб с паузами, избыток истеричных рыданий – ее не сбили. И вот она надевает яркий шарф. Красит губы. И наконец, под аплодисменты, поднимает голову. И на нас смотрят глаза Эдит Пиаф – распахнутые, отчаянные. Действительно, когда погиб Марсель Сердан, певица продолжала давать концерты – иначе не могла. Под конец на заднике появляется тень Эйфелевой башни. Эдит Пиаф подходит к ней, и два символа Франции оказываются на равных. А потом Эйфелева башня оказывается веревочной лестницей, по которой Эдит Пиаф взбирается выше, выше и исчезает – под песню «Милорд».
В случае копирования и размещения материалов ссылка на журнал и сайт www.designdeluxe.am должна быть активной и является обязательной.
