Инопланетянин, живший на Земле

Беседовала Асмик Шамцян
Фото / Ваге Минасян, из архива Н.Саркисян и Эмми

Имя скульптора Давида Беджаняна стало часто упоминаться в прессе сравнительно недавно – как только его работа, посвященная Арно Бабаджаняну, была установлена у Лебединого озера. Между тем этот талантливейший мастер известен далеко за пределами Армении, а его скульптуры и композиции украшают разные города мира. Один из ярких ереванцев, бывших и остающихся до сих пор гордостью и костяком нашей интеллигенции, награжденный Богом лучшими человеческими качествами. Скромности, однако, ему досталось значительно больше, чем на отдельно взятого среднего индивидуума. Он начинал свой творческий путь в качестве пианиста в ансамбле “Крунк”, а позднее в “Серпантине”. Был великолепным джазменом. Когда его не стало 21 февраля 2011-го, пресса не могла обойтись без наводящих слов вроде “отец певицы Эмми” или “муж певицы Надежды Саркисян”. Несправедливо? Да! Но… вспомните излишнюю скромность. Мы встретились с Надеждой Саркисян и Эмми, чтобы услышать от самых близких, каким он был человеком – в работе и в жизни.

Начало

Надежда Саркисян. Я пошла устраиваться на работу в детский сад в Цахкадзоре. А Давид с Акселем Бакунцем (музыкант, аранжировщик, один из основоположников армянского джаза – прим. ред.) работали там в ресторане. Это был 73-й год, и я только что окончила 10-й класс. Потом, как мне рассказывал Аксель Бакунц, Давид спросил его: “Кто она? Это самая красивая девушка Армении”. Бакунц ответил, что это новая певица группы “Серпантин“. “Я должен быть с ней!“ – последовал ответ. Вот, собственно, и начало. Через несколько дней он пришел на репетицию “Серпантина“ вместе с Малхасом. В то время все влюблялись в Малхаса, мне же понравился Давид. Но, разумеется, я ничего не сказала. Я пела Killing me softly with this song, которая оказалась его любимой песней.

Звезды сошлись

Надежда Саркисян. Мы считались певицами Бакунца, и он очень строго следил за нашей нравственностью, относился как к своим дочерям. Мы были подотчетны во всем – что думаем, что говорим, что чувствуем и что делаем! И вот однажды, вернувшись из Цахкадзора в Ереван и высадив Бакунца, Давид начал катать меня по Еревану. Я страшно смущалась и не проронила ни слова. Еще бы! Мне на тот момент было 17 лет, а он был на десять лет старше. Тем более что Бакунц велел ему прямиком везти меня домой, а вовсе не кататься. После часового молчания он наконец спросил, в чем причина моего безмолвия. А о чем мне было говорить с ним – одним из известных ереванских парней, которые считались сердцеедами и грозой девушек – Малхас, Алик Закарян, Роберт Амирханян, он, известный Кокос..?! Через полгода мы стали парой. Звезды сошлись.

Музыка и подвалы КГБ

Надежда Саркисян. Будучи скульптором, он жить не мог без музыки и со временем начал думать о создании собственного коллектива, а потом и меня начал подбивать. Мы стали думать о музыкальной постановке, что требовало определенных вложений – для инструментов и аппаратуры. И в этом деле Давид очень пострадал. В то время строился СКК, и армяне заключили контракт с финнами на поставку музыкального оборудования и инструментов. И так получилось, что мы пересеклись с одним из этих финнов, который, услышав, как я пою на концерте в оркестре Орбеляна, сказал Давиду: “Ваша жена должна иметь свой коллектив, а не петь в оркестре”. Словом, мы продали кое-какие драгоценности… и вот техника, наконец, прибыла… Лежит нераспакованная в СКК в одной из комнат. И вдруг – пожар! Потушили его прямо у двери этой комнаты, и наша аппаратура не пострадала. Но на двери было написано “Дэвид-бэнд”, что и вызвало интерес у прибывших сотрудников КГБ. Кто такой? – Давид Беджанян.

Без лишних слов его увезли в печально известные подвалы, где продержали больше четырех месяцев по подозрению в поджоге. В дело вмешались все известные люди города, требуя его освобождения. Вообще все было более чем серьезно Мне советовали взять ребенка и уехать из города… Конечно же, никуда я не уехала. Нам очень помогли Генрих Игитян, Константин Орбелян…. вообще многие. Под просьбой об освобождении было около ста подписей. Даже университетские студенты включились в борьбу. А по тем временам на это требовалась большая смелость. Словом, Давида выпустили. Когда он зашел домой, он был весь седой.

Любовь инопланетян

Надежда Саркисян. Мы никогда не произносили фразу “я тебя люблю”. Додо не говорил, и я тоже принципиально не делала этого. Он объяснял это гениально: “Инопланетяне же не разговаривают, но все понимают. Если ты не понимаешь, что творится в моей душе и голове, то и не должна быть рядом”. Но он каждым своим поступком показывал свою любовь. Например часто неожиданно встречал меня в аэропортах городов, где у меня были гастроли. Слова – это так мелко и незначительно по сравнению с действиями!

Эмми. Мы решали все проблемы без слов. Вообще привыкли общаться без слов: между членами нашей семьи очень хороший контакт.

Мегаскромность и ее последствия

Надежда Саркисян. О Давиде действительно мало информации, потому что он не любил разговоров о себе. “Я просто делаю свое дело”, – говорил он. Когда к нам приходили журналисты, он отказывался давать интервью, а часто все это заканчивалось совместным застольем. Доходило до смешного. Большой командой приходили телевизионщики – с камерами, осветительными приборами, а он говорил: “Надюш, давай стол накрой”. И в итоге уговаривал их не снимать, а просто посидеть за столом. И получилось так, что сейчас в прессе мало информации не только о нем, но и о его работах. Очень мало фото. Единственное произведение, поднявшее большой шум – скульптура, посвященная Арно Бабаджаняну. О ней пишут даже зарубежные издания. А в Австралии даже появились постеры с ее изображением.Тогда мне звонили журналисты и просили прокомментировать ситуацию. Я, если честно, была очень рада такому повороту событий, потому что наконец о Додо заговорили, и сказала: “Я очень благодарна вам за то, что вы сделали такой большой и бесплатный пиар моему мужу”. Понимаю, что в этом виноват и своеобразный характер Додо. Но все же журналисты очень неправы, когда пишут “отец Эмми”, “муж Надежды Саркисян”. Так нельзя делать! Ему надо было совсем мало, но он был полон, как никто.

Эмми. Мои друзья совсем недавно с удивлением узнали, что часто проезжают мимо папиной композиции, которая находится на трассе Ереван-Севан. Папа называл ее “Бесконечность”, хотя она посвящена автодорожникам: советские времена… Сейчас ее потихоньку растаскивают… Уже нет головы… А наше министерство культуры ничего не предпринимает и ограничивается одним словом – “вандализм”. Когда украли скульптуру работы Тиграна Арзуманяна, то реакция была такой же.

Боннская история

Надежда Саркисян. Его работы находятся не только в Армении, но и во многих других странах. Например, интересная история связана с его скульптурой, установленной напротив Министерства иностранных дел Германии в Бонне (тогда МИД находился в Бонне, в 2000 году он был переведен в Берлин – прим. ред.). Там стоят произведения многих известных скульпторов. Давид сделал ее после землетрясения в знак благодарности немецкому народу за оказанную помощь. При перевозке скульптуру задержали на границе на целый месяц, потому что наше государство “забыло” сопроводить ее документом о том, что это – дар. Работа была оценена примерно в 350 тысяч долларов, и немецкие таможенники, разумеется, требовали соответствующую бумагу. Бедный мой Давид сидел там целый месяц, пока наши чиновники не отправили требуемое. Наконец он смог попасть в Бонн и там доделать последние штрихи – скульптура была неоконченной. А официальное открытие памятника – тоже отдельная история. Туда поехали многие армянские чиновники – из парламента, из правительства… И вот все стоят на открытии памятника, и министр иностранных дел Германии спрашивает: “А где автор?” Оказалось, что никто не позаботился о билете, бронировании отеля для автора и т. д. Не хочу называть имен… Немцы поблагодарили чиновников за приезд, но сообщили, что пока автор не будет присутствовать лично, официальное открытие памятника не состоится. Спустя некоторое время они прислали визу Додо и мне, и мы поехали в Германию. На открытии присутствовали только немцы, армянка-переводчица и журналист из Москвы Кондратьев. Как был горд Давид!..

Семья и работа

Надежда Саркисян. Например, вот эта скульптура называется “Мать- Армения” (показывает рукой на работу, стоящую в комнате на самом видном месте) и посвящена жертвам землетрясения. Работая над ней, он все время спрашивал меня: “Ну что скажешь, Надя?”, хотя обычно работал молча. Я присуствовала при рождении многих работ – Саят-Нова, Тертеряна, но никогда не позволяла себе вмешиваться в его работу, поскольку всегда считала себя простым зрителем, но никак не критиком и не знатоком. И тем не менее, любое мое замечание, даже самое небольшое, он принимал очень серьезно.

Эмми. Мы с ним могли часами говорить обо всем, но во время работы соблюдали тишину, я никогда не мешала ему, просто брала пластилин и начинала лепить что-то свое, чаще всего маму – с длинными кудрявыми волосами, и красила “скульптурку” бронзовым лаком, вроде как она выполнена из бронзы, как у папы. Но при этом папа никогда, ни единым намеком не показал, что хочет, чтобы я пошла по его стопам. Наоборот, говорил, чтобы я училась пению. Когда он играл на рояле, я подходила и начинала подпевать. Интересно, что, имея абсолютный слух, папа совершенно не умел петь. Это бывало очень смешно иногда.

“Мам, а это ничего, что я папу больше люблю?“

Эмми. Я не видела его злым или недовольным. Он не был строгим папой в общепринятом смысле этого слова. Все наши друзья и знакомые говорят, что я – папина дочка, похожа на него очень. Но я не из тех, кто любит делиться своими переживаниями ни с кем, и с родителями в том числе. Не понимаю, когда говорят: “Мама (или папа) – мой лучший друг”. О моих поклонниках папе рассказывали либо соседи, либо директор кафе, расположенного напротив нашего дома. Он говорил: “Дакафе бывает аншлаг”. Тогда мы жили на первом этаже, и мои поклонники собирались в этом кафе, чему директор был очень рад. А папа иногда считал их и сообщал количество. “Сегодня их двадцать”, – например. Мне кажется, он не был ревнивым.

Надежда Саркисян. Он был довольно ревнивым, но никогда не показывал этого. О его страданиях я узнавала от его друзей. “Я и спокоен за тебя, и волнуюсь в то же время”, – так завуалированно он выражался. И я очень благодарна ему за это. А я была очень ревнивой, но научилась скрывать это чувство. Спасибо Богу, что я встретила его. Я многому научилась от него. Я никогда не спрашивала, где или с кем он бывает. Сейчас мне его очень не хватает. Но в трудные моменты я разговариваю с ним. Он человек с большим юмором, и я очень рада, что это его качество перешло к Эмке. Она его дочь. Она иногда спрашивала в шутку: “Мам, а это ничего, что я папу больше люблю?” “Конечно, ничего! Это же просто счастье!”

Эмми. Для меня он – самый лучший в мире человек. И всю свою жизнь я старалась общаться с теми, кто похож по характеру на него. Но его скромность переходила все допустимые границы.

Атеист , живущий по заповедям

Надежда Саркисян. Я всегда была верующей, а Додо – нет, но все привязывал к космосу и объяснял вселенскими законами. В его работах это проявлялось в виде слишком длинных пальцев, направленных в небо, или каких-то деталей, похожих на антенны. Как у Арно Бабаджаняна, Авета Тертеряна… Он говорил, что они – оттуда, имея в виду космос. Жаль, что не сохранилось фотографий скульптуры Тертеряна, а ведь Додо сделал его специально под Шестую симфонию композитора… Он прощал всех. Когда я спрашивала, например, как он мог простить своего друга, который непорядочно поступил по отношению к нему, Давид всегда отвечал: “Если хочешь иметь друзей, то должен прощать”. На мой аргумент “Но ведь всегда ты прощаешь!” он отвечал: “Ничего, и ты прощай”. Давид называл себя неверующим, но жил по десяти заповедям. Как-то в Германии ему заказали скульптуру “Добрый самаритянин”. Он понятия не имел об этой истории и попросил меня почитать вслух, пока он будет работать. Она произвела на Додо огромное впечатление, а скульптура имела оглушительный успех. Мои любимые работы – “Мать-Армения”, “Саят-Нова” и “Иисус Христос” из “Апостолов”. Я безумно сожалею, что у нас нет фотографий многих работ!

Эмми. Композиция “Апостолы” была сделана из туфа для армянской церкви св. Акопа в Лионе. Закончив одну фигуру, он отправлял ее в Лион и приступал к следующей. Все они доехали в целости и сохранности, за исключением статуи Христа, которая разбилась на кусочки при перевозке. И это стоило папе сильных переживаний и долгих размышлений, потому что сделать такую же он не мог, он вообще не умел дублировать свои работы. Но в конце концов он сделал ее, и сейчас вся скульптурная композиция находится в Лионе. Что характерно для него: он делал многое бесплатно, беря плату только за стоимость материалов.

“Не бойтесь!“

Надежда Саркисян. Все наши друзья и коллеги – и мои, и Эмкины – обожали часами беседовать с ним. Делились с ним самым сокровенным. Он со всеми находил общий язык – и с молодыми, и со старыми, и с детьми…

Эмми. Папа даже с нашей собакой Шоко разговаривал. Например, смотрел футбол и объяснял ей правила игры и что сейчас происходит на поле. Шутка, с одной стороны, а с другой – все было на полном серьезе. Видимо, потому нашему Шоко только языка не хватает, настолько он хорошо понимает нас. А еще папа любил воодушевлять молодых. Говорил: “Творите больше, нарушайте границы, делайте то, что никто еще не делал, и не бойтесь!”

Три слова о Давиде Беджаняне